Европейский суд посчитал, что шестеро заявителей не исчерпали все доступные им национальные средства правовой защиты. А конкретно — не воспользовались совсем новым механизмом компенсации за плохие условия содержания. Речь идет о так называемом «Акте о компенсации», который был принят в России 27 декабря 2019 года и вступил в силу месяц спустя. Этот закон разрабатывался в России с 2012 года, когда ЕСПЧ принял пилотное постановление «Ананьев и другие против России». К тому времени Европейский суд просто захлебывался в потоке однотипных жалоб российских заключенных на условия содержания в СИЗО и невозможность получить компенсацию. Юристы называют такие дела «клонами». Они отличаются только именами заявителей и названиями учреждений ФСИН, а вот проблемы, о которых говорят люди – совершенно одинаковые.

Россия восемь лет работала над исполнением постановления ЕСПЧ. Чиновники готовили проекты законов, планы реформы, периодически отправляли отчеты и планы действий в Комитет министров. Который, кстати, уделял особое внимание этой работе — таковы правила пилотных постановлений.

Авторам российского компенсаторного механизма нужно было решить серьезную задачу — законодательно разорвать зависимость получения компенсации от доказанности вины конкретного должностного лица. Раньше заключенный, недовольный условиями содержания, должен был обратиться в российский суд и обжаловать в гражданском процессе (с 2015 года - в административном) действия начальника «своего» учреждения ФСИН. Если суд принимал решение в пользу заключенного, тот должен был подать новый иск — о взыскании компенсации. Причем уже не к колонии или СИЗО, а к федеральной казне.

Факт нарушения своих прав заключенный подтверждал решением первого суда. Получалась двухступенчатая процедура, где заключенный должен был самостоятельно собирать и предоставлять доказательства вины начальника колонии. А потом инициировать второй процесс.

Восемь лет спустя компенсаторный механизм, наконец, был создан. Теперь заключенному нужно доказать российскому суду сам факт плохих условий содержания, а не вину конкретного должностного лица. И компенсацию он получает в том же процессе, где устанавливается факт нарушения. Уже 10 января 2020 года правительство России проинформировало ЕСПЧ о новом средстве правовой защиты.

Заявители по делу «Шмелев и другие» направили свои жалобы в ЕСПЧ до появления нового закона, но уже после пилотного постановления. По правилам пилотной процедуры они оказываются в ситуации, когда должны воспользоваться этим механизмом. Часть заявителей отказывались, поставив под сомнение эффективность и доступность этой процедуры. Другие никак не отреагировали (напомню, что некоторые заявители до сих пор находятся в местах лишения свободы, поэтому им может быть затруднительно принять решение в сжатые сроки).

Европейский Суд признал новый механизм эффективным и решил, что российские заключенные должны сначала обратиться за справедливой компенсацией в российский суд. Теперь по жалобам на нехватку личного пространства в местах заключения это обязательная новая ступень перед обращением в ЕСПЧ.

Мы в «Общественном вердикте» настроены не столь оптимистично — и уж точно не готовы выдать такой большой кредит доверия российским судам и учреждениям ФСИН. Да, новый механизм упростил схему взыскания компенсации за плохие условия содержания. Но сможет ли рядовой заключенный добиться справедливости по новым правилам? У нас есть обоснованные сомнения.

1. Во-первых, несмотря на то, что бремя доказывания сдвинуто на должностных лиц, заключенный все еще должен доказывать, что нарушение имело место. Но это сделать непросто, учитывая, что администрации колоний и СИЗО обладают фактически полной монополией на доказательства. В делах, где важны свидетельские показания или видеодоказательства, начальству несложно оказать давление на свидетелей или уничтожить видео.

2. Во-вторых, новый механизм опирается на нормы Кодекса об административном судопроизводстве (КАС), где установлены свои сроки для подачи исков — и они вдвое меньше, чем для обращения в ЕСПЧ. С момента нарушения должно пройти не более трех месяцев — и срок отсчитывается от момента, когда заключенный впервые столкнулся с проблемой. Верховный Суд в своем Постановлении Пленума (№47, декабрь 2018) разъяснил, что нарушения могут быть длящимися, то есть их начало становится "плавающим", тем не менее, неясно, как это будет работать на практике, на какую условную точку отсчета будет опираться суд в своей оценке. Вероятнее всего, в большинстве случаев заключенный должен будет обратиться в суд, еще находясь в заключении.

При этом российский суд принимает иски от заключенных только с отметкой спецчасти колонии или СИЗО — то есть заключенный должен зарегистрировать жалобу в том же учреждении, на которое планирует жаловаться. Этот фильтр «съедает» много времени, нередко — создает непреодолимые препятствия. Несложно представить сразу несколько ситуаций, когда человек по вине администрации пропускает трехмесячный срок подачи обращения в российский суд и одновременно теряет возможность пожаловаться в ЕСПЧ.

3. В-третьих, Кодекс, как общее правило, требует квалифицированного представительства в суде. Это должен быть адвокат или юрист с подтвержденным дипломом о высшем юридическом образовании. Далеко не каждый заключенный имеет такого представителя или способен быстро его найти. Заключенный может идти в суд и без представителя, но для этого ему нужно подать жалобу, находясь в СИЗО или колонии, то есть, опять-таки, пройти через фильтр спецчасти учреждения.