В обзор включены наиболее значимые постановления Европейского Суда по правам человека (далее — «ЕСПЧ» или «Суд») в отношении запрета пыток и жестокого обращения, установленных в статье 3 Европейской конвенции о защите прав человека (далее «Конвенция»). В настоящий обзор также включено дело, которое ЕСПЧ рассмотрел по ст. 4 Конвенции (запрет рабства и принудительного труда).

В течение года количество дел, в которых ЕСПЧ находит нарушения запрета пыток, довольно ограничено, что не может не радовать. Но вместе с тем, растет практика нарушений запрета жестокого (бесчеловечного и унижающего человеческое достоинство) обращения. Среди стран, «инвестировавших» в проблему жестокого обращения — Россия, Франция, Турция, Азербайджан, Португалия, Украина, Румыния, Италия, Албания, Северная Македония, Бельгия, Венгрия, Болгария, Швейцария, Дания и Греция.

Обзор раскрывает, как изменилось толкование запрета пыток и жестокого обращения, и что на практике приводит и далее будет приводить к признанию нарушения этого запрета. Отметим, что случаи жестокого обращения были установлены не только в традиционных для них институциях — тюрьмах, полиции, — но и дома, в медицинских институтах, депортационных центрах, транзитных зонах аэропортов.

ЕСПЧ установил, что российские власти не предоставили заявительнице защиту от множественных эпизодов домашнего насилия, включая побои, похищение, преследование и угрозы со стороны ее бывшего сожителя. Несмотря на ее жалобы на повторяющееся насилие, подтвержденные доказательствами (медицинскими документами, показаниями свидетелей, копиями СМС-сообщений с угрозами и т. д.), полиция не была готова возбудить уголовное дело и провести эффективное расследование.

ЕСПЧ также отметил, что существующие в России правовые механизмы не достаточны для борьбы с проблемой домашнего насилия и дискриминируют женщин. В частности, Суд указал, что в российском праве не закреплено понятие «домашнего насилия» и не существуют «охранные ордера» (судебный приказ, запрещающий приближаться к жертве). Наказание многих форм домашнего насилия, исходя из действующего Уголовного кодекса РФ, в России невозможно. Например, психологического или финансового насилия, или контролирующего или принуждающего поведения, а также единичных актов насилия без элемента повторности.

Кроме того, российское законодательство не предусматривает публичного обвинения по делам о причинении легкого вреда здоровью или побоях. Возможность инициировать дело частного обвинения, по мнению ЕСПЧ, не является эффективным механизмом по таким делам, поскольку возлагает чрезмерное бремя на жертв насилия. Эти пробелы в законодательстве, отметил Суд, наглядно показывают, что

В связи с этим ЕСПЧ установил нарушение как отдельно ст. 3 Конвенции (запрет бесчеловечного обращения), так и ст. 14 Конвенции (запрет дискриминации) в сочетании со ст. 3 Конвенции.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с неадекватной реакцией властей на жалобы заявителя на домашнее насилие со стороны ее мужа.

Во-первых, ЕСПЧ отметил, что расследование было неполноценным. Так, власти Румынии пришли к выводу, что прямые доказательства того, что травмы заявителя были причинены ее бывшим мужем, отсутствовали. При этом следствие не установило того, кто их причинил либо как они возникли. Также власти не провели ряд очевидных следственных действий, таких как допрос соседей или очную ставку между свидетелями и сторонами конфликта. Хотя власти установили, что угрозы со стороны мужа в отношении заявителя имели место, они посчитали, что данные угрозы влекут лишь административную ответственность, а не уголовную.

Во-вторых, власти не рассматривали факты с точки зрения насилия в семье. Их решения основывались на положениях Уголовного кодекса, предусматривающих наказание за насилие между частными лицами, а не на тех положениях, которые устанавливают более суровые наказания за домашнее насилие. Специфические особенности домашнего насилия не были должным образом учтены властями.

Дело касалось смерти в 2009 году восьмилетней девочки (М.) в результате жестокого обращения с ней со стороны родителей. Хотя родители были признаны виновными и получили суровое наказание в виде 30 лет лишения свободы, ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с тем, что меры, принятые властями после того, как администрация школы сообщила им о телесных повреждениях, периодически видимых на теле ребенка, оказались явно недостаточными, чтобы защитить М. от жестокого обращения со стороны родителей.

Среди недостатков ЕСПЧ назвал двухнедельную задержку с началом проверки по данному сообщению со стороны полиции; проверка была проведена поверхностно (полиция не опросила учителей и соседей девочки, мама девочки была опрошена поверхностно и не в полицейском участке, а дома, медицинский осмотр девочки был проведен в присутствии ее отца (потенциального преступника) и в отсутствие психолога), отсутствие должного взаимодействия между правоохранительными органами и социальными службами. Следует отметить, что жалобы были поданы двумя французскими ассоциациями по защите детей, за которыми ЕСПЧ признал статус фактических представителей погибшей девочки.

Из этих постановлений следует, что

В том числе в период расследования, а также координации и своевременной консолидации разных государственных служб, , а не возложения всех обязанностей только на правоохранительные органы.

В данном деле ЕСПЧ установил нарушение запрета жестокого обращения в отношении девятилетней девочки (А), которая присутствовала при насильственном аресте ее отца сотрудниками ФСКН в 2008 г. (отец был сбит с ног и избит ногами). Девочка испытала сильную душевную травму и в течение нескольких лет после этого страдала от неврологического и посттравматического расстройства.

ЕСПЧ установил, что операция по задержанию отца девочки была спланирована и проведена в нарушение гарантий ст. 3 Конвенции, поскольку полиция была осведомлена о том, что заявительница будет на месте проведения операции, но не учла ее интересы, заставив ее стать свидетелем задержания и избиения отца, который не оказывал никакого сопротивления.

Таким образом, по мнению ЕСПЧ, власти нарушили свое позитивное обязательство по отношению к девочке, которое заключалось в предотвращении жестокого с ней обращения. Тем самым, ЕСПЧ признал, что

ЕСПЧ также установил нарушение права на эффективное расследование, гарантированное ст. 3 Конвенции, поскольку уголовное дело не было возбуждено, по делу была проведена только доследственная проверка. ЕСПЧ отметил, что этого было недостаточно для того, чтобы власти исполнили свое процедурное обязательство по эффективному расследованию правдоподобных сообщений о жестоком обращении. Только в ходе полноценного следствия, по мнению ЕСПЧ, можно было установить обстоятельства произошедшего должным образом.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с тем, что заявитель, подозреваемый в совершении ряда преступлений, стал жертвой насилия в ходе его задержания спецназом полиции дома, в присутствии его жены и дочери. ЕСПЧ установил, что применение физической силы к заявителю не было необходимым, т.к. не было вызвано его поведением. Согласно медицинским документам, в ходе задержания заявителю были причинены серьезные телесные повреждения. При этом ЕСПЧ отметил, что заявителю не было предъявлено обвинение в оказании сопротивления при задержании и, в такой ситуации, действия сотрудников спецназа полиции, хорошо экипированных и тяжело вооруженных, были особенно жестокими. ЕСПЧ подчеркнул, что

Следовательно, оно должно сопровождаться достаточными гарантиями, которые в настоящем деле отсутствовали. В частности, спецназ был задействован без согласования с руководством и судьей, какие-либо доказательства того, что заявитель представлял опасность, — отсутствовали. Вопрос о том, будет ли заявитель дома один или нет, не изучался.

ЕСПЧ сделал вывод, что полицейская операция в доме заявителя не была спланирована или проведена таким образом, чтобы использованные средства были строго необходимы для достижения поставленной цели (ареста подозреваемого заявителя).

ЕСПЧ установил, что заявители были подвергнуты жестокому обращению при задержании, а также в отделе полиции, куда они были доставлены, с целью принуждения их к дачи признательных показаний. Несмотря на то, что в медицинских документах не были зафиксированы телесные повреждения, ЕСПЧ смог установить факт жестокого обращения на основе показаний адвокатов заявителей, а также докладов международных организаций, которые изучали дело заявителей. ЕСПЧ особо отметил тот факт, что

Кроме того, в данном деле ЕСПЧ установил нарушение процессуального аспекта ст. 3 Конвенции в связи с отсутствием эффективного расследования их жалоб на жестокое обращение со стороны полиции. Так, целых две недели понадобилось полиции, чтобы провести судебно-медицинскую экспертизу заявителей, к моменту проведения которой их телесные повреждения исчезли; записи с камер видеонаблюдения в отделе полиции и в следственном изоляторе также не были вовремя истребованы и, в результате, были уничтожены; следователь не совершил очевидных следственных действий (таких, как осмотр места происшествия), он только направлял запросы в отдел полиции, в котором заявители подверглись жестокому обращению и приобщал к материалам дела их ответы. Такое расследование, сделал вывод ЕСПЧ, не может быть признано эффективным.

В данном деле ЕСПЧ установил нарушение запрета жестокого обращения в связи с тем, что первый заявитель был подвергнут насилию со стороны сотрудников СИЗО незадолго до его смерти, что ЕСПЧ посчитал доказанным исходя из обстоятельств дела. Также ЕСПЧ установил и нарушение обязанности властей провести эффективное расследование обстоятельств получения телесных повреждений, обнаруженных на теле после его смерти.

В частности, Суд отметил, что следственный орган не попытался устранить противоречия в имеющихся документах, которые говорили в пользу того, что к первому заявителю применялась физическая сила (в частности, рапорт сотрудника СИЗО о применении к нему резиновой дубинки; указание в свидетельстве о смерти в качестве причины его смерти: «черепно-мозговая травма»). Вывод следственного органа о том, что первый заявитель сам себе причинил телесные повреждения ЕСПЧ посчитал голословным, поскольку ни один свидетель не видел этого.

В данном деле ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в отношении сына заявителей (Манвела Сарибекяна), гражданина Армении, который, как утверждали заявители, случайно в тумане в горах пересек границу с Азербайджаном. Власти Азербайджана задержали его и обвинили в терроризме. Будучи под стражей, сын заявителей умер. Как заявили власти Азербайджана — в результате самоубийства. После того, как его тело было передано властям Армении, была проведена судебно-медицинская экспертиза, которая установила на теле многочисленные телесные повреждения. ЕСПЧ пришел к выводу, что данные телесные повреждения возникли в результате пыток, ответственность за которые несут власти Азербайджана.

В противном случае власти Азербайджана должны были иметь и, соответственно, предоставить оперативную информацию о том, что этот человек планировал такое преступление.

После протеста против решений тюремной администрации (в виде нанесения самоповреждений и поджога бумаги в камере), заявитель был переведен в другое учреждение, где на нем были зафиксированы многочисленные телесные повреждения. Кроме того, при транспортировке в новую тюрьму, заявитель был одет только в футболку и накрыт простыней (это было связано с тем, что в ходе тушения пожара в камере заявителя вся его одежда намокла). ЕСПЧ посчитал что перевозка заявителя в таких условиях нарушила его человеческое достоинство. Кроме того, поскольку власти не смогли объяснить происхождение телесных повреждений, обнаруженных на заявителе, который находился под их полным контролем, ЕСПЧ установил нарушение запрета жестокого обращения.

Также Суд установил нарушение права на эффективное расследование жалоб заявителя на насилии со стороны сотрудников тюремной администрации. При этом ЕСПЧ отметил, что не все очевидные следственные действия были проведены (так, например, не были проведены медицинская и техническая экспертизы, которые могли пролить свет на причины образования телесных повреждений, обнаруженных на теле заявителя). Кроме того, ЕСПЧ отметил, что, в нарушение гарантий ст. 3 Конвенции, власти безоговорочно доверяли показаниям сотрудников тюрьмы (о том, что они не били заявителя), в то время как показания заявителя (о том, что сотрудники тюрьмы его били) были признаны недостоверными, хотя власти так и не смогли установить, как на теле заявителя возникли телесные повреждения.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с условиями пребывания заявителей в транзитной зоне аэропорта Шереметьево. Заявителям (четверым просителям политического убежища) было отказано во въезде на территорию России и они были вынуждены находиться в транзитной зоне аэропорта в течение длительных периодов времени (от пяти месяцев до одного года и десяти месяцев). В отсутствие какой-либо помощи со стороны российских властей, заявителям пришлось спать на матрасе на полу в зоне посадки в аэропорту, которая была постоянно освещена, переполнена и в которой было очень шумно. Душем или кухней заявители пользоваться не могли (они получали питание от сотрудников Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев). Также они были лишены прогулок на свежем воздухе, не имели доступа к медицинской или социальной помощи. Данные условия, по мнению ЕСПЧ, не соответствовали минимальным стандартам уважения человеческого достоинства.

В данном деле ЕСПЧ установил нарушение статьи 3 Конвенции в связи с тем, что первый заявитель содержался в следственном изоляторе г. Москвы (ИЗ-77/5) в 2008—2009 годах в условиях крайней переполненности. Так, Суд установил, что заявитель содержался в общих камерах площадью от 20 до 30 квадратных метров с 8−15 другими заключенным. При этом он не имел индивидуального спального места.

Следует отметить, что в основу своего постановления Суд положил описание условий содержания, представленных заявителем, поскольку власти не смогли их опровергнуть с помощью первичных документов о заполненности СИЗО в тот период.

Также ЕСПЧ учел, что в ряде своих постановлений он уже устанавливал нарушение ст. 3 Конвенции в связи с переполненностью данного следственного изолятора в указанный период времени. Условия содержания первого заявителя ЕСПЧ признал бесчеловечными и унижающими достоинство.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с материальными условиями содержания заявителя в следственном изоляторе (переполненность, плохое освещение и вентиляции в камерах и др.). Примечательно данное постановление тем, что оно является пилотным. Так, ЕСПЧ установил, что неадекватные условия содержания в украинских следственных изоляторах являются структурной проблемой и перечислил возможные меры, которые могут быть использованы по её решению (строительство новых следственных изоляторов, расширение использования альтернативных мер пресечения и др.). Кроме того, ЕСПЧ предписал украинским властям создать эффективные превентивные и компенсационные средства правовой защиты в отношении ненадлежащих условий содержания под стражей в следственных изоляторах. При этом ЕСПЧ установил срок (не позднее 18 месяцев с момента, когда постановление станет окончательным) для этого. Следует отметить, что в пресс-релизе к данному постановлению секретариат ЕСПЧ отметил, что оно является восьмым пилотным постановлением ЕСПЧ в отношении условий содержания под стражей в государствах-членах Совета Европы.

ЕСПЧ установил запрет жестокого обращения в связи с материальными условиями содержания заявителей в различных французских тюрьмах (переполненность, отсутствие приватности при использовании туалета, расположенного в камере, и др.). ЕСПЧ отметил, что переполненность тюрем свидетельствует о наличии структурной проблемы и, в соответствии со ст. 46 Конвенции, рекомендовал государству-ответчику принять меры общего характера, с целью решения проблемы переполненности и улучшения материальных условий содержания под стражей, создав при этом эффективное превентивное средство правовой защиты. Вместе с тем, ЕСПЧ не установил каких-либо сроков для этого.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с материальными условиями содержания заявителя, гражданина Румынии, в различных португальских тюрьмах (переполненность, отсутствие отопления, отсутствие приватности при использовании туалета, расположенного в камере, и др.). Хотя ЕСПЧ не установил наличие структурной проблемы в связи с переполненностью тюрем в Португалии, тем не менее, он рекомендовал государству-ответчику принять меры общего характера с целью решить данную проблему. ЕСПЧ призвал власти Португалии улучшить материальные условия содержания под стражей, создав при этом эффективное превентивное средство правовой защиты. Вместе с тем, ЕСПЧ не установил каких-либо сроков для этого.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с условиями содержания заявителей (гражданки России и ее троих детей) в двух турецких депортационных центрах. В данных центрах заявители содержались около 4 месяцев. Суд установил, что турецкие власти не смогли опровергнуть утверждения заявителей о том, что они содержались в переполненных общежитиях, что им редко разрешалось выходить на улицу на свежий воздух, что они постоянно подвергались воздействию сигаретного дыма от других лиц, содержащихся в депортационных центрах, и что они не получали подходящей еды для детей. Кроме того, отсутствовали игровые площадки для детей как внутри общежития, так и снаружи. ЕСПЧ отметил, что такие условия были явно неблагоприятными даже для взрослых, не говоря уже о трех несовершеннолетних заявителях, которые были уязвимыми детьми.

В итоге, ЕСПЧ установил, что страдания заявителей превысили неизбежные страдания, связанные с лишением свободы, и признал, что условия содержания заявителей были бесчеловечными и унижающими человеческое достоинство.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с содержанием заявителя в металлической клетке в зале судебных заседаний во время судебного слушания по вопросу о законности меры пресечения.

При этом ЕСПЧ отверг аргумент властей Азербайджана, что дело заявителя рассматривалось в закрытом судебном заседании, на котором присутствовали только юристы и судебный клерк.

Суд отметил, что тот факт, что заявитель не был представлен общественности в клетке, не свидетельствует об отсутствии нарушения ст. 3 Конвенции, поскольку содержание в клетке объективно (т.е. само по себе) является унижающим человеческое достоинство.

В данном деле ЕСПЧ установил, что условия отбывания наказания осужденных к пожизненному лишения свободы (так называемый «особый режим») нарушает гарантии ст. 3 Конвенции. В данном постановлении ЕСПЧ развил свою практику по вопросу одиночного заключения.

Так, ЕСПЧ отметил, что длительное содержание в двухместной камере, как и содержание в одиночной камере, может иметь аналогичный негативный эффект, поскольку заключенные вынуждены проводить годы запертыми в камере без интеллектуального стимулирования, достаточного доступа к прогулкам на свежем воздухе и отсутствия контакта с внешним миром. Заявитель хоть и не постоянно содержался в одиночном заключении (время от времени его содержали совместно с другим заключенным), большую часть времени — 22,5 часа в сутки, он проводил в камере.

В связи с этим Суд пришёл к выводу, что интенсивность ограничений и длительность содержание заявителя в двухместной камере нарушают статью 3 Конвенции в связи со значительным негативным влиянием такого содержания на самочувствие и социальные навыки заявителя. При этом Суд также учёл отсутствие достаточной связи заявителя с внешним миром, ограниченность прогулок и отсутствие возможности заниматься полезной деятельностью в заключении.

Суд также установил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с систематическим применением к заявителю наручников при выводе его из камеры, поскольку власти не смогли обосновать необходимость их использования. Так, власти сослались на то, что заявитель был признан опасным заключенным. В отношении данного аргумента Суд отметил, что на протяжении многих лет до признания заявителя опасным к нему систематически применялись наручники, несмотря на то, что он ни разу не был привлечен к дисциплинарной ответственности. Кроме того, необоснованность использования наручников, по мнению Суда, следует из того, что заявитель отбывал наказание в строго охраняемом учреждении.

В своём постановлении, со ссылкой на ст. 46 Конвенции, Суд указал, какие меры общего характера могут принять российские власти для того, чтобы устранить установленное им нарушение. Так, власти по своему усмотрению могут:

Суд рассмотрел жалобу заявителя, бывшего руководителя преступной организации мафиозного типа, отбывающего пожизненное наказание в виде лишения свободы. В соответствии с законодательством Италии любая перспектива снижения такого наказания зависит исключительно от сотрудничества осужденного с правоохранительными органами, чего в случае с заявителем не произошло. Обосновывая отказ сообщить национальным властям какую-либо информацию о своей незаконной деятельности или членах своего окружения, заявитель говорил о страхе за жизнь своей семьи.

Отказ заявителя в сотрудничестве с правоохранительными органами из соображений безопасности ЕСПЧ посчитал абсолютно легитимным, поэтому, по его мнению, такой отказ не может служить неопровержимым доказательством опасности заявителя для общества.

Следовательно, пожизненное лишение заявителя свободы на фоне подхода властей Италии к вопросу о возможности снижения наказания не может быть расценен как соответствующий целям статьи 3 Конвенции, решил ЕСПЧ.

При этом, пояснил Суд, это не означает, что заявитель должен быть немедленно освобожден. В данном случае имеется в виду, что у осужденного за участие в преступной организации мафиозного типа должна быть возможность подать заявление о смягчении наказания, независимо от его готовности или неготовности сотрудничать с правоохранительными органами.

Наряду с этим, в соответствии со статьей 46 Конвенции, ЕСПЧ призвал власти Италии провести реформу режима пожизненного лишения свободы с тем, чтобы у осужденных, находящихся в аналогичной ситуации, появился реальный шанс добиться снижения наказания (и, тем самым, выйти на свободу) в случае их исправления.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с содержанием заявителя, освобожденного от уголовной ответственности в связи с психическим заболеванием, в обычной тюремной больнице, а не в специализированном медицинском учреждении. ЕСПЧ отметил, условиями содержания в тюремной больнице были ненадлежащими, а психиатрическая помощь — недостаточной. Так, в ветхом здании тюремной больницы была широко распространена сырость, а центральное отопление практически не работало. Лечение заявителя состояло исключительно в принятии психотропных лекарств. Индивидуальный план лечения заявителя, включая психиатрическую помощь, отсутствовал. ЕСПЧ пришел к выводу, что

ЕСПЧ также установил, что албанские власти в течение длительного времени не исполняли требование внутреннего законодательства о создании специальное медицинское учреждение для душевнобольных, направленных на принудительное лечение по приговору суда. В связи с этим ЕСПЧ установил наличие структурной проблемы и, в соответствии со ст. 46 Конвенции, указал, что власти должны не только обеспечить, чтобы заявитель получал психотерапевтическое лечение (а не только медикаментозное), но и создать специализированное медицинское учреждение для тех, кто находится в аналогичной ситуации.

В данном деле заявитель — глухонемой ребенок (сирота) с психическим заболеванием — был помещен в медицинский институт, который не мог оказать ему должный уход. В частности, институт не занимался реабилитацией пациентов с психическим заболеваниями. Кроме того, в институте отсутствовали сотрудники, которые могли бы коммуницировать с глухонемым заявителем. Также ЕСПЧ установил, что на протяжении 1 года и 9 месяцев, которые заявитель провел в институте, он регулярно привязывался к кровати из соображений безопасности и был вынужден проводить в таком положении много часов. ЕСПЧ пришел к выводу, что данную меру нельзя признать необходимой, поскольку другие (более мягкие меры для обеспечения безопасности заявителя) не рассматривались в связи с нехваткой персонала. В результате, был нарушен запрет жестокого обращения в отношении заявителя, который находился в очень уязвимом положении, в частности, не мог никому пожаловаться.

Кроме того, ЕСПЧ установил нарушение процессуального аспекта ст. 3 Конвенции в связи с реакцией властей по поводу нарушения запрета жестоко обращения. Хотя само по себе проведенное расследование было признано ЕСПЧ эффективным (в разумные сроки были изучены все документы по поводу содержания заявителя в институте, допрошены свидетели и установлены все факты),

Так, власти не попытались дать ответ, кто же несёт ответственность за то, что заявитель подвергся обращению, несовместимым с гарантиями ст. 3 Конвенции.

Следует отметить, что жалоба по данному делу была подана правозащитной неправительственной организацией (Хельсинский комитет по правам человека), за которой ЕСПЧ признал статус фактического представителя недееспособного заявителя.

В данном деле ЕСПЧ установил нарушение запрета жестокого обращения в связи с тем, что заявителю, страдающему психическим расстройством и подозреваемому в совершении преступления, не оказывалась необходимой медицинской помощи в предварительном заключении. Так, в следственном изоляторе отсутствовало как медицинское наблюдение так и лечение. Кроме того, заявитель был помещен в изолятор на трое суток в качестве дисциплинарного наказания в связи с его угрозами совершить самоубийство, если его не переведут в другую камеру. Данные угрозы были восприняты начальником учреждения как давление на администрацию. В связи с этим, ЕСПЧ установил, что заявитель претерпел страдания, превышающие неизбежный уровень страданий, свойственных содержанию под стражей.

Кроме того, в данном деле ЕСПЧ установил нарушение властями Бельгии обязательства провести эффективное расследование жалоб заявителя на ненадлежащее обращение. Так, более восьми месяцев прошло до начала расследования, которое ограничилось изучение медицинских и тюремных документов заявителя, после чего было прекращено. ЕСПЧ отметил, что в ходе расследования не было проведено никаких следственных действий, в частности, никто, включая заявителя, врачей, сотрудников следственного изолятора не был допрошен. Такое расследование, сделал вывод ЕСПЧ, не может быть признано эффективным.

В данном деле ЕСПЧ установил нарушение запрета жестокого обращения в связи с тем, что у заявителя, который подозревался в управлении автомобилем в нетрезвом состоянии, принудительно был изъят образец мочи с помощью катетера. При этом сотрудники полиции применили физическую силу, удерживая заявителя во время данного медицинского вмешательства. ЕСПЧ отметил, что отсутствовала какая-либо оценка рисков данной процедуры для здоровья заявителя, и пришел к выводу, что вмешательство было серьезным, так как оно вызвало у него физическую боль и моральные страдания.
Кроме того, вмешательство не было необходимым, так как у заявителя также был изъят образец крови, что было вполне достаточно для доказывания наличия состояния опьянения. Исход из вышеуказанных соображений, ЕСПЧ пришел к выводу, что заявитель был подвергнут бесчеловечному и унижающему обращению.

ЕСПЧ установил, что в случае выдворения заявителя (гражданина Сирии, дезертировавшего из сирийской армии) в эту страну будет нарушена статья 3 Конвенции. Заявитель обратился в Болгарии за получением политического убежища, в котором ему было отказано. Затем власти Болгарии приняли решение о выдворении заявителя, поскольку они посчитали, что он представляет собой угрозу национальной безопасности. ЕСПЧ отметил практику преследований и внесудебных казней в Сирии в отношении дезертиров и пришел к выводу, что невозможно согласиться с позицией болгарских властей, что заявитель может безопасно вернуться в Сирию.

ЕСПЧ установил, что Швейцария нарушит ст. 3 Конвенции в случае высылки заявителя, гражданина Афганистана, в эту страну. Суд отметил, что суды Швейцарии не ставили под сомнение тот факт, что заявитель вышел из ислама и стал христианином. Также Суд отметил, что согласно многочисленным международным документам, посвящённым ситуации в данной стране, афганцы, которые стали христианами, подвергаются риску преследования со стороны различных групп, в том числе и со стороны государства. За отказ от ислама им даже грозит смертная казнь. Таким образом, ЕСПЧ не согласился с оценкой швейцарских судов об отсутствии реального риска жестокого обращения в случае депортации заявителя в Афганистан.

ЕСПЧ установил, что в случае выдворения заявителя (душевно больного турецкого гражданина, признанного виновным в совершении насильственного преступления) в Турцию будет нарушена статья 3 Конвенции. ЕСПЧ отметил, что в случае выдворения тяжело больного пациента власти должны оценить в каждом конкретном случае, является ли уровень медицинской помощи обычно доступный в принимающем государстве достаточным для надлежащего лечения болезни пациента, чтобы предотвратить его страдания, несовместимые со ст. 3 Конвенции. В данном деле ЕСПЧ не согласился с оценкой датских судов, что в Турции заявитель сможет получить необходимое лечение, поскольку, согласно рекомендация психиатров, заявителю необходимо тщательное наблюдение и последующий контроль за его душевным состоянием и ежедневным приемом лекарств для того, чтобы его лечение было эффективным. Власти Дании не смогли убедить Суд, что заявитель получит такую заботу в Турции, поскольку вся его семья проживает в Дании. Учитывая эти сомнения, датским властям необходимо было получить достаточные и индивидуальные гарантии в отношении надлежащего ухода за заявителем со сторону турецких властей, в противном случае, его выдворение нарушит гарантии статьи 3 Конвенции.

Следует отметить, что дело было передано в Большую Палату ЕСПЧ, где и находится на рассмотрении в настоящее время.

В данном деле ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в отношении заявителей, граждан Республики Бангладеш, которые попросили политическое убежище в Венгрии. Венгерские власти отказались рассматривать их заявление, поскольку они прибыли из Сербии, безопасного третьего государства, и вынудили их вернуться в Сербию. Суд установил, что власти Венгрии не выполнили свои процессуальные обязательства по статье 3 Конвенции, в частности, не убедились в том, что в Сербии у заявителей будет доступ к эффективной процедуре рассмотрения заявлений о предоставлении убежища, т. е. что они не будут выдворены из данной страны без тщательного рассмотрения их доводов о грозящем им риске жестокого обращения.

В данном деле ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции в связи с отсутствием эффективных гарантий против выдворения в Китай мусульман-уйгуров, которые подвергаются там серьезному риску произвольного задержания, жестокого обращения и смерти. Так, заявители сбежали из Китая и китайские власти считают их террористами и сепаратистами. Согласно многочисленным международным документам, такие лица подвергаются в Китае жестокому обращению. Следовательно, сделал вывод ЕСПЧ, в случае выдворения заявителей болгарские власти нарушат запрет жестокого обращения.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 3 Конвенции (а также статьи 5 Конвенции: право на личную свободу) в отношении первого заявителя (г-на Развозжаева) в связи с не проведением властями как России, так и Украины, эффективного расследования его правдоподобных утверждений о том, что он был похищен в Киеве и вывезен в Москву агентами российского государства. Российские власти отказались проводить какое-либо расследование со ссылкой на то, что на теле данного заявителя не были обнаружены следы телесных повреждений. Вместе с тем, по мнению ЕСПЧ, отсутствие телесных повреждений не может служить доказательством того, что заявитель не был похищен и не подвергался унижающему и бесчеловечному обращению. Власти Украины, в свою очередь, не отрицали, что на них лежало обязательство провести эффективное расследование, но не представили Суду информацию, о том, какие меры были ими предприняты и какие результаты были достигнуты. В связи с этим ЕСПЧ пришел к выводу, что эффективное расследование не было проведено и властями Украины.

ЕСПЧ установил нарушение ст. 4 Конвенции (запрет рабства и принудительного труда) в связи с отсутствие эффективного расследования утверждений заявительниц (граждан России), которых вынудили заниматься в Греции проституцией. Так, следствие в отношении граждан, вовлечённых в торговлю людьми (включая сотрудников посольства Греции в Москве, которые выдали визы для въезда заявителей в Грецию) длилось так долго, многие из них смогли избежать уголовной ответственности в связи с истечение сроков давности.