Медийные случаи заочных приговоров можно буквально пересчитать по пальцам. До событий, начавшихся в 2014 году, я смог вспомнить и найти случаи заочных приговоров только по делу ЮКОСа, то есть делу, которое было политизировано хотя бы уже в силу своего масштаба и общественного положения фигурантов.

С одной стороны, учитывая редкость и даже исключительность заочных приговоров, с другой — практически полное отсутствие огласки, можно предположить, что большая часть заочных приговоров выносилась по заурядным делам в ситуациях, когда подсудимый скрылся, а суду было удобнее вынести заочный приговор, чем объявлять подсудимого в розыск.

В последнее время мы стали чаще сталкиваться с такими приговорами — они выносятся по делам, так или иначе связанным с Украиной. Например, российских граждан — Невзорова, Белоцерковскую, Кашинцева. Украинскими судами заочно осуждены Янукович, ряд российских политиков и чиновников. Нидерландский суд вынес заочный приговор в отношении Стрелкова.

Особых возражений против практики заочных приговоров как таковой не наблюдается. Можно сделать вывод, что эта практика одобряется и становится частью новой окружающей нас реальности, формирующейся, и не только в России, особенно интенсивно и заметно в последний год в связи с вооруженным конфликтом в Украине.

Поскольку практика заочных приговоров не специфически российская, а значит, вряд ли Россия от нее односторонне откажется, а конфликт в Украине или его отголоски останутся с нами на ближайшие годы или даже десятилетия, даже если сам конфликт закончится завтра, то можно предположить, что эта практика тоже никуда не денется, а скорее расширится и углубится.

Собственно, примеры такого расширения уже есть, и не только с российской стороны. Следственные органы возбуждают уголовные дела, а национальные суды выносят приговоры по событиям, происшедшим за пределами национальной юрисдикции.

Российским законодательством такая возможность предусмотрена. Так, ст. 12 УК РФ устанавливает, что
…Иностранные граждане и лица без гражданства, не проживающие постоянно в Российской Федерации, совершившие преступление вне пределов Российской Федерации, подлежат уголовной ответственности по настоящему Кодексу в случаях, если преступление направлено против интересов Российской Федерации либо гражданина Российской Федерации или постоянно проживающего в Российской Федерации лица без гражданства…

Частным случаем экстерриториальной юрисдикции является универсальная юрисдикция, то есть концепция, предполагающая полномочие национальных органов юстиции выносить решения независимо от места совершения преступления и лиц, совершивших его и пострадавших от него, по составам преступлений, представляющих т.н. «всеобщий интерес». Под такими преступлениями обычно понимаются военные преступления, геноцид, терроризм и т.п.

Стоит отметить, что универсальная (и вообще экстерриториальная) юрисдикция никак не связаны с очным или заочным вынесением приговора.

Самый очевидный и известный пример заочного приговора — уже упомянутый приговор национального суда Нидерландов, по событиям, происшедшим за пределами территории Нидерландов (дело Стрелкова).

Российские правоохранительные органы тоже используют этот инструмент. Так, в 2020 году российским судом был осужден бывший министр обороны Украины Гриценко, в 2019 году российское следствие возбудило уголовное дело в отношении украинских сотрудников следствия и прокуратуры по факту возбуждения ими уголовного дела в отношении российских военнослужащих. Точно так же украинские правоохранительные органы возбуждали уголовное дела, например, в отношении Михалкова и Захаровой, которые если что и совершали, то за пределами Украины.

То есть уголовные дела (уголовные дела по факту возбуждения уголовных дел) и заочные приговоры по событиям, происшедшим за пределами соответствующих государств, становятся частью международных отношений.

На мой взгляд, скорее плохо. Во-первых, заочный приговор выносится в отсутствие обвиняемого. И это не просто ограничивает его право на защиту, а лишает такого права напрочь.

Зачем это нужно? Чем с точки зрения обеспечения правосудия заочный приговор лучше, чем стандартный путь — заочно объявить обвинение, объявить в розыск и избрать меру пресечения (обычно стражу), а если и когда обвиняемый найдется — судить его очно? С точки зрения обеспечения правосудия, как мне видится, ничем не лучше. Но с точки зрения удобства обвинения и суда, если он стоит на обвинительных позициях — намного лучше. В таком процессе можно полностью или почти полностью игнорировать позицию защиты. Собственно, стороны защиты может и не быть в процессе — суд же заочный. В суде может участвовать защитник — но многие ли подсудимые станут отправлять защитника на процесс, в котором не участвуют (и о котором, возможно, даже не знают)? Да и вообще отсутствие подсудимого открывает обвинению простор для, скажем так, околоправовых техник в духе Сола Гудмана. А когда и если обвиняемый окажется в доступе соответствующих властей — его будет ждать уже готовый приговор, «пожалуйте стричься».

Во-вторых, заочный приговор в момент его вынесения неисполним. И вообще в будущем возможность его исполнения сомнительна — потому что зачем бы, скажем, Стрелкову, зная о приговоре в Нидерландах, ехать в Евросоюз? Или, противоположно, Невзорову в тех же условиях — в Россию?

Таким образом, суд из органа, выносящего весомые решения превращается в орган, штампующий бессмысленные бумажки, наподобие фельетона «позор пьянице и дебоширу имярек».

Принятие же заведомо неисполнимых властных актов (в данном случае -приговоров) подрывает авторитет принимающего их органа, т. е. судебной системы. А поскольку такие приговоры выносят не только российские суды, то и выводы будут напрашиваться в отношении судебной системы как таковой, «они везде такие».

В-третьих, точно так же подрывает авторитет правоохранительных органов, в том числе судов, неизбежная политизация таких уголовных дел – что мы видим, например, в случае с уголовными делами, вытекающими из инцидента в Керченском проливе . Очевидно, что возбуждение как украинского, так и российского уголовных дел было предопределено политической позицией соответствующих государств относительно статуса пролива.

И, наконец, в-четвертых, уходит в небытие хоть какая-то правовая определенность. Теперь никто, находясь на территории некоего государства, соблюдая его законы и не имея претензий со стороны его правоохранительных органов, не может быть уверен, что в другом государстве в отношении него нет уже вынесенного приговора.