Постановление касается прекращения деятельности двух СМИ и преследования заявителей в уголовном и административном порядке за, как считают российские власти, «дискредитацию» российских военных и распространение ложной информации об их действиях на территории Украины.

Заявители подверглись различным санкциям за выражение своего мнения, в том числе, некоторые заявители были приговорены к реальным срокам лишения свободы.

Суд проанализировал 162 жалобы. Среди заявителей два СМИ и их редакторы, а также 193 человека. Дела заявителей охватывают собой правоприменительную судебную практику из 44 российских регионов.

Поводом для обращения в Суд стало преследование заявителей в административном или в уголовном порядке, в результате которого все они были наказаны, по сути, за выражение критического отношения к военным действиям России в Украине и (или) распространение информации, расходящейся с официальной информацией.

Семь заявителей обратились в Суд в связи с их уголовным преследованием за публичное распространение «заведомо ложной информации» о российской армии (часть 2 статьи 207.3 УК РФ). Чаще отягчающим обстоятельством в обвинении фигурировало публичное распространение «заведомо ложной информации», совершенное по мотивам «политической ненависти». В одном случае речь шла о действиях из корыстных побуждений. В другом случае заявитель обвинялся в том, что действовал в составе согласованной группы и «сфабриковал доказательства для обоснования обвинений». Одному из заявителей было предъявлено дополнительное обвинение в участии в деятельности «нежелательной организации» (статья 284.1 УК РФ). Еще одному из заявителей помимо распространения «заведомо ложной информации» были предъявлены обвинения в том, что он призывал «к вооруженному нападению на Российскую Федерацию с применением ядерного оружия» (часть 2 статьи 354 УК РФ), а также призывал «к уничтожению российских граждан по признаку национальности, языка и происхождения» (часть 2 статьи 282 УК РФ).

Среди заявителей — две медиа-организации и их редакторы. Сначала российские власти потребовали удалить публикации в сети «Интернет» и ограничили доступ на территории России к интернет-ресурсам этих СМИ, поскольку, по версии властей, опубликованная информация не соответствовала действительности. По сути, информация не совпадала с версией официальных российских источников, в том числе Минобороны России, о «действиях органов государственной власти России в ходе спецоперации в Украине».

В последствии Роскомнадзор инициировал судебные иски против обеих медиа-организаций, что привело в конечном итоге к прекращению их деятельности в России.

Один заявитель был наказан штрафом за призыв к иностранным государствам к введению санкций в отношении России (статья 20.3.4 КоАП РФ).
Большинство заявителей были привлечены к административной ответственности за «дискредитацию» российских вооруженных сил» по статье 20.3.3 КоАП РФ.
Наиболее распространенной формой антивоенного высказывания, примерно в одной трети случаев, было сообщение «НЕТ ВОЙНЕ» или его близкие вариации. Эта фраза была использована заявителями на своих значках, плакатах, одежде, стикерах, постах в социальных сетях, хэштегах и рисунках. Некоторые из заявителей были привлечены к административной ответственности за, по сути, промиротворческую позицию относительно происходящего в Украине. Например, одна из девушек была оштрафована за плакат с изображением белого голубя и словами «Я выступаю за мир», другая — за трафаретное изображение голубя мира на проезжей части. Некоторые заявители были оштрафованы за использование цветов украинского флага (синий с желтым) в одежде в знак поддержки и солидарности с Украиной. Несколько заявителей были наказаны за порчу символа «Z». Несколько граждан были подвергнуты административному преследованию за сравнение нацистского вторжения в СССР во время Второй мировой войны и российского вторжения в Украину. Часть заявителей использовали для трансляции антивоенных настроений свой доступ к различным аудиториям в силу своей профессиональной деятельности, и были оштрафованы. Среди них редактор местной газеты, опубликовавшая в печатном издании свою статью с антивоенной позицией; учительница, рассказавшая ученикам о происходящем в Украине вразрез с версией российских властей; муниципальные депутаты, ставившие свою подпись под призывами прекратить военные действия в Украине. За антивоенное послание на приходском сайте был оштрафован православный священник.

В совместном заявлении о вторжении в Украину и важности свободы выражения мнений и информации, опубликованном наблюдателями за свободой выражения мнений и свободой СМИ от Организации Объединенных Наций, Африканской комиссии по правам человека, Межамериканской комиссии по правам человека и Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) 2 мая 2022 года, отмечается, что «длительное нарушение права на свободу выражения мнений и других прав человека и подавление критических голосов в Российской Федерации способствуют созданию условий, облегчающих войну России против Украины».

Наблюдатели были «встревожены дальнейшим ужесточением цензуры и подавлением инакомыслия и плюралистических источников информации и мнений в Российской Федерации, включая блокирование платформ социальных сетей и новостных сайтов, прекращение предоставления услуг иностранными поставщиками контента и услуг, массовое клеймение независимых журналистов и СМИ как «иностранных агентов», введение уголовной ответственности и лишение свободы на срок до 15 лет за распространение так называемой «фейковой» информации о войне в Украине или оспаривание военных действий России в Украине или просто за мир или даже за упоминание слова «война»».

Медиаорганизации
Введение уголовной ответственности за «фейки» о российских военных и за их «дискредитацию» имело существенный охлаждающий эффект, который привел к самоцензуре и в конечном итоге к приостановке деятельности как печатных, так и сетевых СМИ. Ответственность за «фейки» наступала лишь потому, что публикуемая информация не совпадала с официальной информацией о «специальной военной операции» Минобороны России. В июне 2022 года Минюст России выпустил руководящие принципы, согласно которым утверждение фактов приравнивается
к «распространению фальшивок», а высказывание негативных
мнений — к «дискредитации».

Прекращение регистрации заявители-СМИ расценили как нарушение права на свободу выражения мнения из-за несоразмерности принятой меры. Роскомнадзор прекратил регистрацию СМИ из-за непредоставления обновленного устава в отсутствии каких-либо объяснений, какие права и законные интересы защищаются аннулированием регистрации.

Заявители, преследуемые в уголовном порядке
Уголовное преследование за распространение «заведомо ложной информации» о российской армии в сочетании с другими ограничительными положениями российского законодательства, такими как положения о признании «иностранными агентами» и «экстремистами», создало фактическую ситуацию «военной цензуры», которая запрещала критику военных действий России и государственной политики в целом. При этом заявители понесли наказание исключительно за распространение информации, которая не совпадала с официальной версией российских властей.

Заявители, ссылаясь на соответствующую международную судебную практику, указывали на то, что определение информации как «ложной» не было достаточно конкретным, что слишком широкие формулировки приводят к неприемлемому «охлаждающему эффекту» свободы выражения мнений Так, исходя из этой практики, ложная распространенная информация может считаться правонарушением только при условии, что информация была распространена с действительным злонамеренным умыслом, то есть со знанием ее ложности или с «безрассудным пренебрежением к истине» (New York Times Co v Sullivan, 376 US 254 (1964)).

Статья 207.3 УК РФ в интерпретации российских судов означала, что любое заявление, касающееся действий российской армии в Украине, наказывается, если оно отличается от официального заявления Минобороны России. Российские власти стремились стать единственным контролером повествования событий о «специальной военной операции». По мнению заявителей, законодательство о «фейк- новостях» было принято именно для того, чтобы заставить замолчать тех, кто выступал против так называемой «специальной военной операции» против Украины, и других критиков российских властей.

Правоприменительная практика демонстрирует, что российские власти не стремились найти баланс между правом обвиняемых на свободу выражения мнения и другими правами, которые власти защищали. Также действия лиц, привлеченных к уголовной ответственности, не оценивались с точки зрения реального ущерба каким-либо защищаемым интересам. По этой причине заявители утверждали, что их преследование и осуждение не могут быть признанными «необходимыми в демократическом обществе».

Заявители, преследуемые в административном порядке
Положения статьи 20.3.3 КоАП РФ не отвечают требованиям к «качеству закона», поскольку в них отсутствуют четкие и конкретные определения для понятий «дискредитация» и «действия, направленные на защиту интересов Российской Федерации и ее граждан». Это в свою очередь не исключает расширительного толкования правовых норм и произвольного, непредсказуемого их применения. В результате расплывчатых и чрезмерно широких положений статьи 20.3.3 можно наказывать любого человека, который высказывался против войны, независимо от того, насколько деликатно или осторожно это было сделано.

Введение статьи 20.3.3 КоАП РФ, по мнению заявителей, не преследовало никакой законной цели по смыслу статьи 10 Конвенции, поскольку «истинная цель заключалась в подавлении любого законного обсуждения вторжения России в Украину». При этом заявители, полагая, что защита национальной безопасности может быть законной целью для ограничения выражения мнений, отметили, что это не было подлинным мотивом, лежащим в основе данного положения.

Заявители утверждали, что российские власти проигнорировали необходимость доказывать, что действия/высказывания заявителей причинили какой-либо ущерб или нарушили чьи-либо права. Для привлечения к ответственности было достаточно критического высказывания о вооруженных силах или наличия абстрактного призыва к проведению публичного мероприятия, не взирая на право участвовать в мирных общественных дискуссиях, включая право на критику властей, если это не подстрекает к насилию и ненависти. В связи с этим заявители заключили, что такая ситуация не может считаться «необходимой в демократическом обществе».

Важно отметить, что российские власти не представили в Суд свои возражения по жалобам заявителей, хотя такая возможность имелась. Суд направлял российской стороне позицию заявителей и предоставлял время для подготовки своей позиции, отмечая, что прекращение членства в Совете Европы не освобождает государство от обязанности сотрудничать с органами Конвенции (рассматриваемые события касаются периода времени, когда Россия еще была членом Совета Европы), а неучастие в разбирательстве не может быть препятствием для рассмотрения дела.

Право на выражение мнения (статья 10 Конвенции)
Суд напомнил, что нарушение права на выражение мнения будет иметь место тогда, когда вмешательство в это право не «предписано законом», не преследует одну или несколько законных целей, перечисленных в параграфе 2 статьи 10 Конвенции, и не является «необходимым в демократическом обществе для достижения такой цели или целей (см. § 97).

Суд сделал вывод, что при осуждении двух заявителей в Крыму на основании российского закона имело место вмешательство в право на свободу выражения мнения, и такое вмешательство нельзя признать «законным» по смыслу статьи 10 § 2 Конвенции". Суд указал, что заявители были «осуждены судами в Крыму, установленными Россией в пределах международно-признанной суверенной территории Украины. Применение российского права «не может рассматриваться как «право» по смыслу Конвенции (см. § 98).

Суд повторил, что для того, чтобы внутреннее законодательство отвечало требованию закона, оно должно обеспечивать адекватную защиту от произвола и быть достаточно ясным в своих положениях, дающим надлежащее представление об обстоятельствах и условиях, при которых государственные органы уполномочены ограничивать права человека в соответствии с Конвенцией. В связи с этим Суд учел аргумент заявителей о том, что термины «дискредитация» и «заведомо ложная информация», используемые российским законодательством, «не были достаточно ясными и что толкование этих терминов национальными судами было чрезмерно широким, охватывая широкий спектр заявлений, критикующих военные действия России в Украине, включая выражения пацифистских взглядов и фактическую информацию из неофициальных источников» (см. § 99 — 101).

Суд отметил, что меры в отношении заявителей были применены без какого-либо исключения к широкому кругу выражений, включая мирные антивоенные протесты, фактические сообщения о событиях в Украине из неофициальных источников и заявления о поддержке Украины. Суд счел затруднительным определить, каким образом выражения пацифизма или независимые репортажи могут представлять реальную угрозу национальной безопасности, территориальной целостности или общественной безопасности, поскольку один лишь факт того, что высказывания расходились с официальной точкой зрения, признавался достаточным основанием для судебного преследования и наказания. По этой причине Суд сделал вывод, что вмешательство не преследовало законные цели, на которые ссылались национальные власти (см. § 102 — 105).

Относительно вопроса о «необходимости в демократическом обществе» Суд подчеркнул, что неизменно придерживается подхода, согласно которому для обоснования ограничений на политические высказывания требуются очень веские причины. Иначе широкие ограничения, введенные в отдельных случаях, несомненно, повлияют на уважение свободы выражения мнения в целом в соответствующем государстве (см. § 106 — 110).

Выражения, за которые заявители подверглись санкциям, относятся к нескольким категориям: мирные антивоенные протесты, например, вывешивание лозунга «Нет войне»; выражение поддержки или солидарности с Украиной; проведение исторических параллелей между текущим конфликтом и прошлыми войнами; распространение информации о жертвах среди гражданского населения и предполагаемых военных преступлениях; общая критика военных действий России и политики правительства, а также поддержка международных санкций против российского руководства. Все вышеупомянутые высказывания относятся к вопросу, представляющему повышенный общественный интерес. При этом Суд обратил внимание, что высказывания большинства заявителей не содержали призывов к насилию, ненависти, дискриминации или какой-либо противоправной деятельности, а использование термина «война» не указывает на намерение подстрекать к насилию, поскольку любое выражение должно оцениваться в конкретном контексте. Преследование отдельных лиц за одно только употребление слова «война» представляет собой злоупотребление правовыми механизмами для принуждения к идеологическому соответствию и для подавления законных общественных дебатов (см. § 111 — 113).

Особую озабоченность Суда вызвало преследование заявителей за выражение поддержки Украины посредством демонстрации цветов украинского флага. В связи с этим Суд отметил, что демонстрация иностранных национальных символов является формой выражения мнения, защищенной статьей 10 Конвенции, и что любое ограничение должно быть тщательно рассмотрено в конкретном контексте. «Преследование заявителей за участие в таком символическом выражении свидетельствует о политике, направленной на подавление и стигматизацию любых настроений, воспринимаемых как сочувствие Украине, и тем самым навязывающей одностороннее прочтение конфликта, в котором доминирует Россия». Таким образом, реакция российских властей в виде уголовного и административного преследования за такие проявления солидарности продемонстрировала уровень нетерпимости к инакомыслию, который в корне несовместим с плюрализмом и открытыми дискуссиями, необходимыми для демократического общества (см. § 114).

Из постановления Суда также следует, что защита в соответствии со статьей 10 Конвенции должна быть предоставлена сатирическим или провокационным формам выражения антивоенных идей, даже если они иногда были грубыми и шокирующими для некоторых, способствовали обсуждению вопросов, представляющих общественный интерес (см. § 115).

Суд дал оценку использованию и спорных и провокационных образов, таких как нацистская символика, для проведения параллелей с текущими событиями, отметив, что в данном случае необходимо изучить, как такие изображения используются в общем контексте, в том числе являются ли они частью аналитического освещения или критики современных явлений. Учитывая вышеизложенное, Суд счел, что хотя такие сравнения могут быть глубоко оскорбительными для некоторых, они в рассматриваемом случае представляли собой эффективный метод политической критики, призванный спровоцировать размышления о природе конфликта (см. § 116).

Поскольку несколько заявителей подверглись санкциям за распространение фактической и отличающейся от версии российских властей информации о предполагаемых российских военных преступлениях, Суд подчеркнул, что у общественности есть право быть информированной о другой точке зрения независимо от того, насколько неприемлемой она может быть для некоторых представителей общественности. В такой ситуации власти должны сохранять бдительность в отношении действий, способных разжечь насилие в чувствительных контекстах. Однако российские власти не предприняли никаких усилий, чтобы проверить информацию заявителей или защитить национальную безопасность, соблюдая баланс между публичным интересом (национальная безопасность) и правом общественности быть информированной о серьезных обвинениях в военных преступлениях. Избранный российскими властями способ реагирования таким образом ограждает потенциальные правонарушения от тщательного изучения, а полные запреты на обсуждение предполагаемых военных преступлений несовместимы со статьей 10 Конвенции (см. § 117 — 119).

Суд также отметил, что при оценке того, являются ли высказывания подстрекательством к насилию, национальные суды должны тщательно изучить как содержание высказываний, так и контекст, в котором они были сделаны. В отношении одного из заявителей, где этот вопрос был затронут, Суд, проанализировав представленные материалы, указал, что «национальные суды не оценили, были ли эти высказывания, несмотря на их агрессивную риторику, способны непосредственно подстрекать к незаконным актам насилия, или же вместо этого они были выражением эмоциональной поддержки законного права Украины на самооборону в соответствии с международным правом (см. mutatis mutandis, Башкайя и Окчуоглу против Турции [GC], №№ 23 536/94 и 24 408/94, § 65, ECHR 1999-IV)». Суд также сделал вывод, что такой недифференцированный подход свидетельствует о направленности обвинения не на предотвращение подлинного подстрекательства к насилию, а на подавление любой критики военных действий России, независимо от ее характера или контекста (см. § 120−121).

Не остались без внимания Суда эпизоды, в которых заявители были привлечены к ответственности за высказывания в Интернете, размещенные ими до вступления в силу законов о "дискредитации" 4 марта 2022 года, но доступные после этой даты. Суд не отступил от ранее сформулированной позиции, указав, что ретроспективное применение закона и возлагаемое на заявителей ожидание предвидеть будущие правовые запреты, представляет собой фундаментальную проблему. В связи с этим Суд повторил, что возложение на заявителей обязанности предвидеть будущие изменения законодательства или постоянно контролировать свои аккаунты и удалять прошлый онлайн-контент, который впоследствии мог стать незаконным из-за последующих изменений законодательства, является необоснованным и несоразмерным бременем, приводящим к "охлаждающему эффекту" на свободу выражения мнения (см. § 122).

Суд заключил, что преследование заявителей не имело оправданий в демократическом обществе. В этой связи Суд не счел необходимым отдельно рассматривать вопрос о соразмерности санкций. Вместе с тем, Суд счел важным отметить исключительную и несоразмерную суровость назначенных наказаний. Один из заявителей был приговорен к 25 годам лишения свободы, одна из заявительниц получила наказание в виде лишения свободы сроком на 7 лет, еще одному заявителю назначено лишение свободы сроком на 5 лет и 6 месяцев. В рамках административного производства размеры штрафов были сопоставимы в ряде случаев прожиточному минимуму за несколько месяцев или даже лет (суммы штрафов варьировались от 30 000 до 150 000 рублей). В такой ситуации Суд предположил, что характер и суровость санкций в отношении некоторых заявителей были направлены не только на них, но служили четким и устрашающим сигналом для других граждан для подавления общественной дискуссии по вопросам, представляющим важный и повышенный общественный интерес. Такой подход, по мнению Суда, по сдерживанию реализации права на свободу выражения мнения нельзя признать необходимым в демократическом обществе (см. § 123).

Относительно прекращения деятельности СМИ-заявителей из-за освещения ими военных действий Суд постановил, что действия российских властей в данном случае не отвечают стандартам, требуемым статьей 10 Конвенции. Закрытие СМИ, как неоднократно отмечал Суд, является исключительной мерой и при ее применении должна быть проведена оценка необходимости и соразмерности с учетом важной роли («watchdog») прессы в демократическом обществе. Ликвидация СМИ не должна быть основана исключительно на формальном вынесении предупреждений и несоблюдении национального законодательства (см. § 124).

В свете всего вышеизложенного Суд постановил, что причины, приведенные национальными властями для обоснования вмешательства в свободу выражения мнения заявителей, не были ни уместными, ни достаточными. Примененные меры были несоразмерны любым преследуемым законным целям и не являлись необходимыми в демократическом обществе (см. § 125). Суд признал нарушение статьи 10 Конвенции (см. § 126).

Нарушение условий предписания Суда об обеспечительных мерах  (статья 34 Конвенции и Правило 39 Регламента Суда)
Суд, в соответствии с Правилом 39 Регламента Суда, предписал Правительству России (8 марта 2022 г.) «воздержаться от блокирования или прекращения деятельности „Новой газеты“ или от принятия любых действий, которые могли бы лишить ее возможности пользоваться своими правами, гарантированными статьей 10 Конвенции». Эта обеспечительная мера была принята Судом в рамках полученной от СМИ жалобы. Несмотря на это, российские суды вынесли решения, в результате которых было приостановлено действие издательской лицензии СМИ, а также прекращена работа интернет-версии СМИ (см. § 130).

Необходимо напомнить, что по Правилу 39 Суд может вынести решение о принятии промежуточных обеспечительных мер, исполнение которых является обязательным для соответствующего государства. При этом такие меры принимаются только в исключительных случаях, если Суд, получив запрос от заявителя, установит, что в случае непринятия таких мер существует неминуемая опасность причинить заявителю непоправимый вред.

Суд счел, что действия российских властей прямо противоречат принятой Судом обеспечительной мере, и российские власти намеренно проигнорировали предписание Суда. В связи с этим Суд сделал вывод о том, что не выполнив обеспечительные меры, Россия нарушила свои обязательства по статье 34 Конвенции (см. § 132 — 133).

Право на личную неприкосновенность (статья 5 Конвенции),

запрет пыток и жестокого наказания или обращения (статья 3 Конвенции),

право на частную жизнь (статья 8)
Пять заявителей, подвергнутых в России уголовному преследованию, также жаловались на нарушение права на личную неприкосновенность в связи с тем, что были взяты под стражу до суда без соответствующих и достаточных оснований (статья 5 § 3 Конвенции). Двое заявителей из их числа жаловались на нарушение запрета пыток и жестокого обращения (статья 3 Конвенции) в связи с содержанием в металлической клетке и узкой стеклянной кабине во время судебных слушаний. Один из заявителей жаловался на нарушение статьи 5 § 1 Конвенции в связи с тем, что до уголовного преследования он был произвольно задержан за совершение административного правонарушения, которое, по мнению заявителя, он не совершал. Еще одна заявительниця жаловалась на нарушение статьи 5 § 4 Конвенции, т.к. ее жалобы на решение суда о заключении под стражу рассматривались с чрезмерными задержками. О нарушении права на частную жизнь (статья 8 Конвенции) говорилось в жалобе одного из заявителей, также преследуемого в уголовном порядке, в связи с проведением обысков по месту жительства (см. § 134).

Суд повторил неоднократно высказанную им позицию, что в делах, связанных с ненасильственным выражением мнения, к предварительному заключению следует прибегать только в исключительных обстоятельствах, если вообще прибегать. Заявители подверглись преследованию за высказывания, не связанные с насилием или подстрекательством, и национальные власти не предоставили достаточного обоснования  для применения этой исключительной меры, тем самым нарушив статью 5 § 3 Конвенции (см. § 136).

Суд постановил, что имело место нарушение статьи 5 § 1 Конвенции в деле заявителя, в котором уголовному преследованию предшествовало задержание и обвинение в совершении административного правонарушения. К такому выводу Суд пришел, ссылаясь на уже имеющиеся выводы в практике Суда о том, что содержание под стражей будет считаться «произвольным», когда, несмотря на формальное соблюдение национального законодательства, присутствует элемент недобросовестности или обмана со стороны властей, а обстоятельства ареста заявителя с учетом времени предъявления ему уголовных обвинений подтверждают, что эти меры были применены в качестве предлога для того, чтобы заставить замолчать, остановить его критические высказывания (см. § 136).

Признав нарушение статьи 3 Конвенции в отношении двух заявителей, нарушение статьи 8 в отношении одного из заявителей, нарушение статьи 5 § 4 Конвенции, Суд не усмотрел оснований отступать от устоявшейся практики по делам, касающимся России. Ранее Суд уже признавал нарушение прав, гарантированных Конвенцией, содержание в металлических клетках или маленьких и плохо вентилируемых стеклянных кабинах во время слушаний, чрезмерные задержки в рассмотрении апелляций на содержание под стражей, а также необоснованные обыски в домах журналистов (см. § 137).

Суд назначил компенсации материального и морального вреда, а также иных расходов тем заявителям, которые выразили желание их получить и подтвердили документально понесенный ущерб.

Суд определил к компенсации материального вреда заявленные суммы штрафов, которые заявители вынуждены были оплатить. Размер компенсаций от 238 до 2 449 евро.

В качестве моральной компенсации Суд назначил каждому из заявителей по 7 500 евро или сумму, которая была фактически запрошена, если она была меньше 7 500 евро.
Общая сумма назначенных компенсаций материального и морального вреда составила 1 320 980 евро.

В качестве компенсации иных расходов Суд определил каждому из заявителей, обозначивших расходы, по 850 евро или сумму, которая была фактически запрошена, если она была меньше 850 евро.

Правовым и аргументированным толкованием и оценкой российского законодательства, нацеленного на недопущение дискредитации. Заявители, наконец, получили ответы на вопросы «есть ли у них права?», «вправе ли каждый из них выражать свое мнение?», «является право на выражение своего мнения преступлением?».

Постановление имеет и будет иметь значение для выводов Суда при рассмотрении жалоб на статью 10 Конвенции, а также для будущих заявителей при подготовке жалоб
и правовых аргументов.

Позиция Суда, сформулированная в этом постановлении, это, безусловно, очередной вклад для оценки другими международными инстанциями и юристами по всему миру «здоровья» демократического общества, «качества законов»
и их целей в том или ином государстве.