— Этот закон МВД пыталось каким-то образом пробить в течение многих лет. И до этого момента вся профилактическая работа, которую проводило МВД, была основана на внутренних приказах. Их много: есть отдельный приказ по участковым, есть приказ именно о профилактике, на региональном уровне принимается куча положений, постановлений в системе профилактики, проводятся операции «Профилактика».

— Это нормальный закон, он устанавливает определенную систему как предотвращать правонарушения, помогать в том числе и самим правонарушителям, помогать лицам, пострадавшим от правонарушений, защищать потерпевших, вести учет и т. д. Все это здорово, правильно и хорошо, и в этом нет, на самом деле, ничего нового, по большому счету, т. е. все эти полномочия и так были. У ФСБ были представления, предупреждения о недопустимости совершения правонарушений. У прокуратуры были предостережения, у полиции тоже были представления по устранению причин и условий, способствующих совершению правонарушений.

— Порядок обжалования станет гораздо прозрачней и более регламентированным. Теперь есть что обжаловать. А раньше – человека внесли в какой-то ДСП-шный документ (а большая часть была «для служебного пользования»), и все, и гражданин даже и не знает, что он там такого сделал. Ему сказал участковый, а обжаловать их действия практически невозможно, потому что МВД отвечает: эта информация для служебного пользования, у гражданина права на такую информацию нет, суд, конечно, мы ознакомим. И гражданин не знает, что обжаловать.

— Причем это принципиально плохо, независимо от того, будут или нет от этого плохие последствия. Это внутренняя уязвимость закона. Он не имеет исчерпывающего перечня оснований, по которым гражданина могут поставить на профилактический учет и производить в отношении него профилактические действия. ... «Действие, нарушающее нормы нравственности и морали», является настолько размытой, неопределенной формулировкой, что позволяет фактически ставить на профилактический учет любого гражданина, абсолютно любого человека, потому что не существует общепризнанных, систематизированных, кодифицированных норм морали и нравственности. Просто нет такого документа, в который человек может посмотреть и сказать: вот видите, вот это, я знаю, нельзя делать, а вот это можно. А раз такого документа нет, то появляются возможности для произвола.

— Учитывая, что нормы поведения и морали не кодифицированы (кроме норм уголовного и административного законодательства), это открывает простор для их толкования правоприменителем в каждом конкретном случае. Как это согласуется с принципом правовой определенности – на мой взгляд примерно никак.

— Что это такое, каковы эти ограничения, как они устанавливаются – мне неясно, закон этого не определяет. Видимо, это будет определено позднее. Почему эти нормы, явно находящиеся во взаимосвязи, не вводятся единовременно – вопрос интересный, каждый ответит на него для себя сам.

— Участники молодежных экстремистских организаций. Вот здесь уже начинались злоупотребления, потому что я знаю случаи, когда приходили сотрудники, к примеру, в кассу на стадион перед футбольным матчем, переписывали всех несовершеннолетних и записывали их в экстремистскую группировку «Фанаты». Хотя это могли быть, как вы понимаете, просто дети, которые пришли на футбол. Я знаю не один такой случай.

— Есть некоторый набор характеристик, часто внешних. Собственно, это мне рассказывал один из сотрудников силовых структур. Вот парень, 32 или 34 года, у него пятеро детей, он с бородой, без усов и ходит в мечеть, не в ту, в которую положено, или даже не ходит в мечеть, а просто он так выглядит внешне. Жена у него в хиджабе и пятеро детей – все, ваххабит.

— Бесконечные написания объяснительных – вот это самое любимое дело у наших сотрудников полиции: отбирать у людей объяснительные. Человек сидит несколько часов, пишет объяснительную, потом у него берут отпечатки пальцев, потом его фотографируют, потом анализ слюны, и все, отпускают. И все это повторяется – вот сколько он ездит куда-то, столько это повторяется. Многократно. Это очень сильно человека утомляет, потому что он ничего не может, фактически он как будто бы находится под подпиской о невыезде.

— Детей тоже ставят на учет, потом приходят в школу, у детей начинаются проблемы в школе: твой папа ваххабит, твой папа экстремист, террорист. Или в школе, или в детском саду. Были ситуации, когда детей приходилось забирать.

— Этот закон в значительной степени является рамочным и со значительным количеством оценочных норм. То есть под этот закон нужно все-таки вносить некоторые изменения в Закон об органах Федеральной службы безопасности, о прокуратуре, о полиции. Так что я думаю, что вслед за законом об основах системы профилактики правонарушений будут внесены некоторые точечные изменения в законы о наших различных правоохранительных органах.

— Я искренне надеюсь, исходя из того, что я знаю об МВД, – я думаю, что пройдет год, наработается какая-то практика, и МВД само попробует определить исчерпывающий перечень (оснований, по которым гражданина могут поставить на такой профилактический учет. — Ред.), ну, хотя бы какие-то названия. Именно потому, что невозможно работать в условиях, когда непонятно, на основании чего что-то делать.

— Это реально закон, который ничего нового не создал, кроме дополнительных номенклатурных функций и дополнительных оснований для написания многочисленных бумаг, дополнительной отчетности и т.д. В принципе, все эти формы профилактического воздействия существовали и раньше, это была часть нормальной повседневной деятельности правоохранительных органов, никаких ажиотажных акцентов на этом не было. Сейчас это просто создает на этом акцент, о котором будут отчитываться: исполняем закон! И боюсь, что, как всегда у нас, это будет сопровождаться желанием расшибить себе лоб в проявлении рвения в исполнении закона.

— Боюсь, все сведется к тому, что люди пачками начнут получать такие предостережения, этими предостережениями будут набиваться отчеты и папки в правоохранительных органах, и это будет преподноситься как профилактика экстремизма и профилактика терроризма. То есть этим фактически будет подменяться реальная оперативная работа, направленная на то, чтобы устанавливать вербовщиков террористов, каналы поставки оружия, для чего нужны действительно серьезные оперативные мероприятия, наружное наблюдение и т. д. Но это сложная оперативная работа, которая требует значительных усилий, проще написать вот такие бумажки, поставить кого-то на профилактический учет, вынести кому-то предписание о недопустимости нарушения закона и этим ограничиться. А на случай совершения каких-то реальных экстремистских действий и актов терроризма прикрываться этими бумажками: вот, профилактика проводилась, меры принимались – какие могут быть вопросы?

— В этом законе перечень субъектов профилактической работы значительно расширен, и во всех этих ведомствах отчетность будет добавлена соответствующими строками. И фактически работа и будет направлена на то, чтобы написать как можно большее количество бумажек и в отчетах отчитаться, показать цифры в определенных графах отчетности. Эта ситуация при желании может быть доведена до абсурда. Те же предостережения о недопустимости нарушения закона могут быть направлены в конечном итоге в адрес всех граждан Российской Федерации. Возникает вопрос: а реальной профилактической деятельностью кто будет заниматься?

— В отношении добропорядочного человека факт вынесения такого предостережения может использоваться, чтобы испортить ему характеристику, испортить репутацию. И это может потом где-то всплыть: при трудоустройстве, в любой другой ситуации, при получении характеристики от участкового - эта информация может быть там отражена. По мере накопления таких бумажек это реально будет очернять человека. Собственно, и по центральным регионам России уже имели место факты постановки на профилактический учет в качестве потенциальных террористов и экстремистов, и люди уже судились по этому поводу. Это были единичные случаи, но, учитывая то, что теперь это будет новая графа в отчетности наших министерств и ведомств, это действительно может получить распространение и по центральным регионам России.

— Это, в общем-то, возвращение к старым временам, к практике, которой пользовались спецслужбы, Комитет госбезопасности. Вот лично меня, как и моих друзей-диссидентов, регулярно вызывали на Лубянку, в Голубой дворец – это Управление московского КГБ – проводили такие профилактические беседы. Определить, что я совершил какое-то правонарушение, они не могли. Они демонстрировали, что знают, что я делал то-то, встречался с тем-то, заявлял то-то, то есть была постоянная атмосфера напряжения, тебя держат в напряжении, это система устрашения, и, конечно, кто-то из тех, кто был на этих беседах, останавливался, кто-то отходил от правозащитной деятельности. Да, не обязательно сейчас это закончится тюрьмой, не обязательно. Но то, что будут сложности, – несомненно.