В отношении расследования пыток в целом анализ данных за 2019 год, опубликованных в пресс-релизе Генеральной прокуратуры, свидетельствует о том, что уголовные дела по фактам пыток и жестокого обращения были возбуждены только по 86 из 876 зарегистрированных жалоб.

Этот факт вызывает вопросы, так как не только не были возбуждены уголовные дела на основании более чем 90 % жалоб, но и не проводился качественный анализ таких жалоб и обстоятельств, побудивших граждан их подать.

Уголовно-процессуальный кодекс (УПК) предусматривает, что уголовное дело возбуждается на основании постановления следственного органа. В более чем 90 % случаев жалобы на жестокое обращение отклоняются без официального возбуждения уголовного дела по результатам ускоренной проверки в соответствии со статьей 274 УПК. Согласно установившейся практике, прокурор сначала должен детально выяснить обстоятельства и затем возбудить уголовное дело, если считает, что для этого есть основания. Понятно, что некоторые жалобы представляются явно необоснованными. Однако маловероятно, чтобы они составляли более 80 % всех поданных жалоб на жестокое обращение.

В 2019 году в суд было передано 7 дел о пытках. Официальную статистику наполняет содержанием и конкретизирует статистика Реабилитационного центра для жертв пыток «Memoria» — неправительственной организации, которая ведет практические программы реабилитации людей, переживших пытки.

Андрей Брэгуцэ, страдающий психическим расстройством, был задержан полицейскими 15 августа 2017 года на трассе в Криулянском районе Молдовы. По официальной версии патрульные остановили его за превышение скорости, но Брэгуцэ стал сопротивляться патрульным и вести себя неадекватно, даже агрессивно. Тогда его задержали за оскорбление полиции при нарушении правил дорожного движения. Видео, которое было распространено публично, фиксирует, что Брэгуцэ вел себя агрессивно, но полиция вместо его нейтрализации жестоко избивала его. Брэгуцэ доставили в полицию и содержали в изоляторе. После ходатайства прокурора об аресте и соответствующего решения суда его поместили под предварительный арест на 30 суток в тюрьму № 16. Брэгуцэ скончался через две недели после ареста. Прокурор, который запрашивал у суда предварительный арест, за день до суда видел задержанного в изоляторе полиции. Ни его психическое состояние, ни наличие травм не стали поводами для назначения тщательного медицинского осмотра. После решения суда Брэгуцэ был доставлен в тюрьму № 16, где наличие травм и общее состояние арестованного также не вынудило администрацию вызвать «скорую».

Генпрокуратура возбудила три уголовных дела по факту смерти Андрея Брэгуцэ:

● по п. 4 ст. 166-1 (пытки, повлекшие смерть) и ст. 152 (умышленное причинение телесных повреждений средней тяжести) в отношении троих сотрудников милиции и четверых заключенных. Дело было передано в суд. Поскольку дело является сложным, по просьбе адвокатов потерпевшего была назначена дополнительная судебно-медицинская экспертиза. Результаты дополнительной экспертизы были представлены 3 мая 2019 года.

В связи с отсутствием ясных ответов на все сформулированные сторонами вопросы медицинским экспертам был направлен дополнительный запрос о разъяснении результатов. Решение суда не вынесено.


● по п. 4 ст. 166-1 и по ст. 166-2 в отношении 13 сотрудников Главного следственного изолятора полиции. Дело было передано в суд. Из-за действий обвиняемых сотрудников полиции и их адвоката рассмотрение дела идет медленно (по делу проведено более 40 судебных заседаний). Решение суда не вынесено.

● по ст. 213 (нарушение по халатности правил и методов оказания медицинской помощи) в отношении 15 медицинских работников. Дело было передано в суд. Решение суда не вынесено. Два дела все еще рассматриваются в судах первой инстанции, одно — в апелляционном суде (в данном случае двое из трех судей суда первой инстанции заявили, что в деле Брэгуцэ отсутствовали пытки). Один судья высказал особое мнение по делу.

Возбуждены два дисциплинарных производства: в отношении прокурора, запросившего арест, и судьи, назначившего арест. Прокурор и судья были уволены. Они обжаловали решения в национальных судах и Конституционном суде. Национальные суды и Конституционный суд отказали в удовлетворении жалоб.

В отношении адвоката, который оказывал бесплатную юридическую помощь, и адвоката, с которым заключила соглашение семья, были возбуждены дисциплинарные производства на основании низкого качества оказанных ими юридических услуг. Один адвокат был лишен статуса. Он обжаловал решение дисциплинарной комиссии Адвокатской палаты в национальном суде. В апреле апелляционный суд отменил решение дисциплинарной комиссии, и адвокат был восстановлен в своем статусе.

При посещении кишиневской тюрьмы КПП получил несколько жалоб от заключенных на жестокое обращение (например, избиение кулаками и ногами) со стороны сотрудников тюрьмы. Кроме того, во всех трех посещенных тюрьмах для взрослых было получено несколько сообщений о применении чрезмерной силы персоналом в отношении заключенных в возбужденном состоянии, а в тюрьмах Кишинева и Тараклии — об использовании слишком тугих наручников, в том числе в Тараклии — о приковывании заключенных к неподвижному предмету в положении сидя на корточках с застегнутыми за спиной наручниками.

Четыре года назад Александру Богдан, интересы которого представляют юристы «Promo-LEX», подвергся пыткам со стороны трех сотрудников Департамента пенитенциарных учреждений. Его били резиновой дубинкой, ногами и кулаками. Это произошло в пенитенциарном учреждении № 13. Это один из немногих случаев, когда бывший высокопоставленный чиновник Департамента пенитенциарных учреждений был признан виновным в применении пыток и приговорен к тюремному заключению. Виновных в применении пыток по делу Александру Богдана приговорили к реальным срокам лишения свободы после того, как Верховный суд отклонил апелляционные жалобы обоих обвиняемых.

В феврале 2020 года в тюрьмах Кишинева и Тараклии КПП обнаружил нескольких заключенных, у которых появились проблемы с психическим здоровьем или мысли о причинении себе телесных повреждений, в том числе о самоубийстве, после того как эти лица в течение нескольких месяцев или даже лет подряд содержались в условиях, близких к одиночному заключению.

КПП по-прежнему обеспокоен тем, что умышленное причинение себе вреда рассматривается как нарушение дисциплины. Что же касается в целом содержания в одиночной камере как дисциплинарной меры, ее можно применять к определенным категориям заключенных на срок до 20 дней и до трех дней — к несовершеннолетним осужденным.

По-прежнему в среде взрослых мужчин-заключенных остро стоит проблема запугивания, которая, как и раньше, в значительной степени связана с существованием в пенитенциарной системе устойчивой неформальной иерархии. Хотя у заключенных регулярно обнаруживали травмы, свидетельствующие о насилии со стороны сокамерников, жертвы не сообщали о таких случаях из-за атмосферы страха перед заключенными, находящимися на вершине неформальной тюремной иерархии, а также из-за общего отсутствия доверия к способности тюремного персонала обеспечить безопасность заключенных.

По мнению КПП, продолжающаяся неспособность молдавских властей обеспечить безопасные условия содержания заключенных напрямую связана с рядом факторов — в частности, с хронической нехваткой тюремного персонала и опорой на неформальных лидеров для удержания тюремного населения под контролем, а также с существованием камер на большое число мест. В то же время отсутствуют адекватная оценка риска и потребностей заключенных при поступлении в пенитенциарную систему и классификация заключенных по категориям для определения того, в какую тюрьму, блок или камеру их поместить. Говоря более конкретно, заключенные, которых в неформальной иерархии считают «опущенными», по-прежнему живут в атмосфере постоянного страха и унижения.

И.И. — подопечный Бельцкого психоневрологического учреждения. Это человек с психической инвалидностью, который живет в интернате. В феврале 2016 года он столкнулся с плохим обращением со стороны сотрудника службы безопасности учреждения лишь из-за того, что имеет психические расстройства. Сразу после инцидента потерпевший подвергся нападению в коридоре учреждения. Охранник нанес ему три удара по голове. И.И. сообщил об этом персоналу учреждения и попросил вызвать полицию и скорую помощь. Кроме того, он сразу же пожаловался директору учреждения. Персонал и директор учреждения отказались вызывать полицию и скорую помощь. Тогда И.И. попросил сделать это частных лиц. Через два часа в учреждение прибыли сотрудники полиции и скорой помощи. Полицейские не собрали никаких доказательств происшествия и проявили дискриминацию в отношении потерпевшего: смеялись над ним и говорили, что нехорошо больному человеку звонить в полицию.

После инцидента сотрудники полиции и администрация учреждения не уведомили прокуратуру о жестоком обращении с заявителем. И.И. пожаловался в прокуратуру. Он просил прокуратуру возбудить уголовное дело по факту жестокого обращения с ним сотрудника службы безопасности. В апреле 2016 года Бельцкая прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела. Прокурор указал в своем решении, что охранник не может быть привлечен к ответственности за жестокое обращение согласно определению ст. 166-1 УК. В марте 2017 года Бельцкий апелляционный суд отменил решение прокурора. В настоящее время дело расследуется.

Политика Молдовы по борьбе с пытками направлена на их предотвращение и на борьбу с безнаказанностью, в основном за счет укрепления государственных институтов. Однако эта политика игнорирует потребность жертв в реабилитации и реинтеграции в обществе и в доступе к правосудию.

Конвенция ООН против пыток в Статье 14 прямо предусматривает право жертв пыток и жестокого обращения на реабилитацию. Дополнительное разъяснение содержания и объема обязательств государства согласно Статье 14 приводится в Замечании общего порядка № 3 (2012) Комитета против пыток.

Несмотря на поправки и другие меры, принятые для приведения молдавского законодательства в соответствие с международными и европейскими стандартами, пытки и жестокое обращение в местах лишения свободы остаются серьезной проблемой, в том числе из-за отсутствия ясных механизмов реагирования на потребности и проблемы жертв и их семьей.

Ответ государства на нужды жертв и обеспечение их права на всестороннюю реабилитацию, как указано в Замечании общего порядка № 3 (2012) к Статье 14 КПП ООН, пока нельзя назвать эффективным. Реабилитация и социальная реинтеграция жертв пыток как уязвимой группы с особыми потребностями не стали направлением деятельности и приоритетом ни для Министерства здравоохранения, ни для Министерства труда, социальной защиты и семьи (объединенных в 2017 году), ни для других государственных ведомств, несмотря на рекомендации, данные ранее в различных докладах по Молдове.

Министерством юстиции был разработан Закон о реабилитации жертв преступлений (включая пытки), который был одобрен Правительством 4 марта 2016 года и принят Парламентом, став Законом № 137 (от 29.07.2016). К сожалению, закон не соответствует требованиям в части обеспечения права жертв пыток на реабилитацию, изложенным в Статье 14 Конвенции ООН против пыток и в Замечании общего порядка № 3 Комитета против пыток (2012). В частности, ст. 2 Закона гласит, что жертвы будут получать поддержку только в виде информирования о существующих услугах, психологического консультирования, юридической помощи и компенсации; при этом их потребность в медицинской и социальной помощи игнорируется. Далее статья 9 Закона ограничивает продолжительность психологического консультирования тремя или максимум шестью месяцами. В отношении жертв пыток это вызывает ряд опасений, включая тот факт, что в законе не предусмотрен всесторонний и долгосрочный подход к реабилитации. Жертвы пыток нуждаются в комплексных услугах по охране психического здоровья, а не только в психологической помощи, как это предусмотрено Законом № 137. Центр реабилитации жертв пыток «Memoria» направил свои комментарии и рекомендации рабочей группе Министерства юстиции, но они, к сожалению, не были учтены в окончательном тексте закона.

Но еще более важно то, что сейчас в стране не существует государственных служб, способных эффективно удовлетворять сложные и многосторонние потребности жертв пыток так, чтобы жертвы верили в независимость получаемых ими услуг. Ни одному государственному учреждению не было поручено разработать программы реабилитации, как не было и выделено финансовых ресурсов на эту работу негосударственным службам. Кроме того, в существующих государственных учреждениях нет сотрудников, обладающих необходимыми профессиональными навыками для работы с травматическими последствиями пыток.

Несмотря на создание важного межведомственного документа «Порядок выявления, регистрации и отражения в отчетности предполагаемых случаев пыток, бесчеловечного и (или) унижающего достоинство обращения» и его утверждение 31 декабря 2013 года наиболее значимыми ведомствами — Генеральной прокуратурой, Министерством здравоохранения, Министерством внутренних дел, Таможенной службой, Национальным антикоррупционным центром и Министерством юстиции (приказ № 969 от 20 марта 2014 г.), не создана система направления жертв пыток на реабилитацию. При этом их не направляют и в Центр «Memoria» — единственный на данный момент профильный реабилитационный центр в Молдове.

Оказание негосударственных услуг реабилитации (силами РЦЖП «Memoria») не обеспечено достаточными ресурсами, а значит, не может удовлетворить потребности всех пострадавших. Центр обеспечивает комплексный подход к реабилитации, оказывая социальную, медицинскую, юридическую, психологическую и психиатрическую помощь. Однако многие жертвы пыток в стране не могут получить такую помощь, в том числе из-за того, что государственные учреждения, которые выявляют и регистрируют их дела (включая прокуратуру), не направляют пострадавших на реабилитацию.

— Эффективность механизма государственного реагирования на пытки пока остается невысокой.

— Лица, лишенные свободы, не пользуются с момента их задержания всеми полагающимися им по закону правовыми гарантиями: в частности, эти лица на практике лишены возможности пользоваться услугами своих адвокатов в ходе всех разбирательств.

— Не всегда проводится медицинское освидетельствование арестованных сразу же после задержания, а часто медицинский осмотр проводят только на второй день после поступления в так называемые полицейские изоляторы, причем в некоторых случаях осмотры проводятся парамедиками и ограничиваются устным опросом лица о состоянии его здоровья.

— Не всегда своевременно вносятся записи в журналы задержаний и не во всех случаях фиксируется информация о применении и продолжительности специальных мер в отношении лишенных свободы лиц, в том числе во время транспортировки.

— Лица, подозреваемые в совершении правонарушения, иногда после ареста содержатся в так называемых полицейских изоляторах в течение 72 часов до доставления в суд, а некоторые задержанные остаются под стражей до двух месяцев.

— Превентивный арест и задержание, когда задержанное лицо особенно уязвимо для пыток и жестокого обращения, применяются слишком часто — даже в тех случаях, когда совершенное правонарушение не дает основания для применения таких мер; число лиц, содержащихся под стражей до суда, выросло более чем на 20 % с 2013 года, а альтернативы содержанию под стражей применяются редко.

— Слишком частое назначение меры пресечения в виде содержания под стражей приводит к переполненности ИВС и к плохим условиям содержания в них, включая грязные и плохо вентилируемые камеры, отсутствие отопления зимой и туалеты, не отделенные от жилого помещения.

— Отсутствуют протоколы и нормативные положения в отношении персонала, имеющего достаточную квалификацию для работы с задержанными с психическими или интеллектуальными нарушениями.

— Отсутствует ясность в отношении закрытия (де-юре и де-факто) полицейских ИВС, признанных непригодными для использования.

Есть и другие тревожные тенденции — например, когда жертвы, рассказавшие о пережитых пытках, сталкиваются с крайне жестким отношением следователей по возбужденным в отношении них уголовным делам. Например, человека, пережившего пытки в апреле 2009 года и готового давать интервью журналистам, недавно подвергли более суровому наказанию, чем можно было ожидать — около трех лет лишения свободы за такое правонарушение, как кража мобильного телефона. Кроме того, есть примеры использования заявлений, сделанных жертвами под пыткой, что противоречит Статье 15 КПП ООН. Наиболее актуальное из таких дел — дело братьев Репешку, которым помогали «Memoria» и «Promo-LEX».

On 4 May 2010, under Decision No. 77 of the Republic of Moldova's Parliament, the Prosecutor General's Office was re-organized to include a Division for Combating Torture. The result of this task-force's work was the content of Law No. 66, dated 5 April 2012, amending and supplementing the Criminal Procedure Code of the Republic of Moldova No. 122-XV, dated 14 March 2003, as well as Law No. 252 of 8 November 2012, amending and supplementing certain pieces of legislation.

As a result, the Criminal Code was amended to include a new article 166-1 (Torture, Inhuman or Degrading Treatment), which has had a twofold impact on the criminal legislation of our country. First, it introduced criminal punishment for actions which constitute inhuman or degrading treatment. And second, it significantly increased penalties for acts of torture. Art. 166 applies to all state agents and other officers endowed by law with the functions of the state agents (for example, representatives of private security companies). Art. 309 of the Criminal Code was amended accordingly, while Art. 309 (1) and Art. 328(2) (a) and (c) of the Criminal Code were abolished. According to the current penal provisions, neither statutes of limitation nor amnesty are applicable to the crime of torture. In addition, in such cases no milder punishment can be applied other than that stipulated by law. In this regard, the necessary amendments were made to Art. 60, 107 and 79 of the Criminal Code of the Republic of Moldova.

As regards procedure, specifically, an express obligation has been introduced in Art. 167(1) of the Criminal Procedure Code to record in the detention report the physical condition of the person detained; complaints related to his or her health condition; what he or she is wearing (description of the clothing); explanations, objections, and requests of the detained person; request for access to medical examination, including that at his or her own expense; this provision now also includes an obligation to immediately hand over to the person a copy of his or her detention report.

Moreover, pursuant to Art. 167(6) of the Criminal Procedure Code, if injuries are detected on a detainee's body at the time of his or her detention, the detaining officer shall immediately notify a prosecutor thereof, who shall immediately order a medical examination, depending on the case, a forensic examination in order to establish the origin and character of the injuries.

According to Art. 274(1) of the Criminal Procedure Code, a criminal investigative body notified in the manner provided in Art. 262 and 273 shall issue an order to initiate criminal investigation provided that a reasonable suspicion that a crime has been committed arises from such information or from the established acts and no circumstances excluding the criminal investigation are found. The person or body who provided the notification shall be informed thereof.

Should a criminal investigative body initiate a criminal investigation on its own initiative, it shall prepare a record describing the established facts related to the crime detected and then order a criminal investigation.

The order to initiate a criminal investigation issued by a criminal investigative body shall sent to the prosecutor managing the criminal investigation for confirmation within 24 hours from the time the criminal investigation was initiated. The respective case file shall be also submitted. Along with his/her confirmation of the initiation of a criminal investigation, the prosecutor shall set a timeframe for the criminal investigation.

Should circumstances preventing the initiation of a criminal investigation transpire from the contents of the notification, the criminal investigative body shall send to the prosecutor prepared the documents prepared along with the proposal not to initiate a criminal investigation. Should the prosecutor establish that there are no circumstances preventing the initiation of the investigation, he/she shall return the documents with his/her order to the aforementioned body to initiate the criminal investigation.

Should the prosecutor refuse to initiate a criminal investigation, he/she shall confirm the refusal in a reasoned order and shall notify the person who filed the notification thereof.

Should the prosecutor find that there are no grounds for initiating a criminal investigation, he/she shall not confirm the order to initiate an investigation and shall quash it in his/her order provided no procedural actions were undertaken, or shall decide to terminate the criminal investigation if such actions were undertaken.

The order to refuse to initiate a criminal investigation may be appealed in court. Should it be subsequently established that the circumstance substantiating the proposal to refuse to initiate a criminal investigation did not exist or are no longer present, a higher-level prosecutor shall quash the order and order the initiation of a criminal investigation.

With regard to torture investigations in general, an analysis of the 2019 data issued by Prosecutor General Office (PGO) in their press release shows that criminal investigations were initiated in relation to torture and ill-treatment only in 86 cases of 876 registered complaints. This fact raises questions. No criminal investigations have been initiated with regard to over 90 % of the complaints; what is more, there was no qualitative analysis of the complaints and circumstances which had caused citizens to file such complaints.

Criminal Procedure Code (CrPC) provides that a criminal investigation is initiated based on an order issued by the criminal investigation body. In more than 90 % of cases ill-treatment complaints have been dismissed without a criminal investigation being officially opened, based on a summary verification conducted under Art. 274 of the CrPC. According to a well-established practice, prosecutors are required to first examine the circumstances of a case in detail and then, if convinced that the case is well-founded, open the criminal investigation. It is understandable that some complaints may be manifestly ill-founded. However, it is highly unlikely that this represents more than 80% of all ill-treatment complaints.

In 2019, 7 cases of torture have been submitted to courts for trial. The official statistics are complemented and specified by data from the Memoria Rehabilitation Center for Torture Victims, a non-governmental organization offering hands-on rehabilitation programs for torture survivors.

Andrei Braguta, who suffered from a mental condition, was detained by the police on 15 August 2017 on a highway in the Criuleni region of Moldova. According to the official version of the events, the patrolling officers stopped him for speeding, while Braguta resisted the police and behaved inappropriately, even aggressively. Then he was detained for insulting the police while being pulled over for a traffic violation. A published video of the incident shows that Braguta was indeed behaving aggressively, but instead of restraining him the police officers brutally beat him up. Braguta was brought to a police station and kept in an isolation cell. Following a prosecutor's application for his detention and a court decision, he was placed under preliminary arrest for 30 days in prison No. 16. Braguta died two weeks into his detention. The prosecutor who requested the court to order Braguta's preliminary arrest had seen the detainee in the police isolation cell the day before the trial. But neither the man's mental state nor his physical injuries prompted the prosecutor to order a comprehensive medical examination. Following the court's decision, Braguta was taken to Prison no. 16, where neither his injuries, nor his overall condition caused the prison administration to call an ambulance.

The Office of the General Prosecutor initiated three criminal cases related to Mr. Braguta's death:
— Art. 166-1(4) (torture causing death) and art. 152 (inflicting bodily injuries of medium severity) against three police officers and four detainees. The case was sent for trial. Because the case is complicated, at the request of the victim's lawyers, additional forensic examination was ordered. The results of the additional examination were presented on May 3 2019. Due to the omission to provide clear answers to all the questions formulated by the parties, an additional request for clarification was sent to the medical experts. Court decision is pending.

— Art. 166-1(4) and art. 166-2 against 13 General Police Detention Center officers. The case was sent for trial. Due to the behavior of the accused police officers and their lawyer, the trial is moving very slowly (more than 40 court hearings have been held on the case). Court decision is pending.

— Art. 213 (Violation of Medical Assistance Rules and Methods by Negligence) against 15 medical workers. The case was sent for trial. Court decision is pending. Two cases are still pending in courts of first instance and one in an appellate court (in this case, two judges (out of 3) of the court of first instance said there had not been torture in Mr. Braguta's case). One judge submitted a dissenting opinion.

Two disciplinary procedures were initiated, against the prosecutor who requested the arrest and the judge who ordered it. The prosecutor and the judge were fired. They contested these decisions in domestic courts and before the Constitutional Court. The domestic courts and the Constitutional Court dismissed their appeals.

Two disciplinary procedures were initiated in respect of the lawyer who provided legal aid and the lawyer hired by the family, based on the quality of the legal services offered by them. One lawyer was disbarred. He contested the decision of the Disciplinary Commission of the bar association in a domestic court. In April, a court of appeal quashed the Disciplinary Commission's decision, and he was re-instated in the bar.

While visiting the Chișinău Prison, CPT received several allegations of recent physical ill-treatment (e.g. punches and kicks) by prison guards. Further, in all three prisons for adults visited, several allegations were received of excessive use of force by staff when dealing with agitated inmates and, at Chișinău and Taraclia prisons, of excessively tight handcuffing, including, in the latter establishment, of handcuffing to a fixed object with hands behind the back in a squatting position.

Four years ago, Alexandru Bogdan, a victim represented by Promo-LEX, was subjected to torture by three Department of Penitentiary Institutions guards. He was beaten with a rubber baton, kicked and punched. This took place in Penitentiary Number 13. This is one of the few cases in which a former high-ranking official from the Department of Penitentiary Institutions has been found guilty for acts of torture and sentenced to imprisonment. Those responsible for the use of torture in Alexandru Bogdan's case were sentenced to imprisonment after the Supreme Court dismissed both defendants' appeals.

In February 2020, at Chișinău and Taraclia prisons, CPT encountered a number of prisoners who appeared to have mental health problems or thoughts of self-harm, including suicide, after having been held in conditions akin to solitary confinement for months or even years on end.

CPT is still concerned with the fact that acts of deliberate self-harm are considered to constitute a disciplinary offence. As regards solitary confinement as a disciplinary measure more generally, it may be imposed on certain categories of prisoner for up to 20 days and for up to three days on juveniles.

Intimidation among adult male inmates has remained as acute as ever and, as in the past, largely linked to the well-established informal hierarchies in the country's prison system. Although inmates were regularly found with injuries indicative of inter-prisoner violence, these cases remained unreported, due to the climate of fear and intimidation by inmates at the top of the informal prison hierarchy, as well as a general lack of trust in the staff's ability to guarantee prisoner safety.

In CPT's view, the continuing failure of Moldovan authorities to ensure a safe and secure environment for prisoners is directly linked to a number of factors, notably the chronic shortage of custodial staff, reliance on informal prisoner leaders to keep control over the inmate population, and the existence of large-capacity dormitories. At the same time, there is no proper risk and needs assessment of prisoners upon admission, nor a classification of inmates to identify in which prison, block or cell prisoners should be placed. As regards more particularly prisoners considered to be "untouchable" by the informal hierarchy, they continued to live in a state of constant fear and humiliation.

I.I. is a patient of the Balti psycho-neurological institution. He is a person with mental disabilities living in a residential care home ("internat"). In February 2016, he was maltreated by a security officer solely because he was a person with mental disabilities. Immediately after the incident, the victim was further attacked in the institution corridor. A security officer applied hit the victim on his head three times. I.I. informed the institution staff and asked them to call the police and ambulance. In addition, he complained immediately to the institution director. Staff and the director refused to call the police and ambulance. He then asked other private persons to do that. Two hours later, police officers and ambulance dispatch arrived at the institution. The police officers did not collect any evidence regarding the situation and treated the victim discriminatorily by ridiculing him and saying that it was not a good idea for a sickly person to call the police.

After the incident, the police officers and the institution director failed to inform the prosecutor's office about the applicant's maltreatment. I.I. complained to the prosecutor's office himself. He asked the prosecutor to start a criminal investigation taking into consideration his ill-treatment by the security officer. In April 2016, the Balti prosecutor's office refused to start a criminal investigation. The prosecutor stated that the security officers could not be prosecuted for the crime of ill-treatment, according to the definition in Art. 166-1 of the Criminal Code. In March 2017, the Balti Appellate Court quashed the decision of the prosecutor. The case is currently under investigation.

The Moldovan anti-torture policy focuses on preventing torture and combating impunity, mainly through the strengthening of state institutions. However, it ignores victims' need for rehabilitation, reintegration, and access to justice.

Article 14 of the UN Convention against Torture (UNCAT) provides victims of torture and ill-treatment with an explicit right to rehabilitation. This is further clarified in the Committee against Torture's General Comment No 3 (2012), which explains the content and scope of the obligations under Article 14.

Despite the changes and measures taken to adjust the Moldovan legislation in line with international and European standards, torture and ill-treatment in state custody remain an alarming issue, because, in particular, of the lack of clear mechanisms to respond to the needs and problems of victims and their families.

The state response to the needs of victims and their rights to a comprehensive rehabilitation, as it is stated by General Comment No. 3 of CAT (2012) to Art. 14 UNCAT, has so far been ineffective. Rehabilitation and social reintegration of victims of torture, as a vulnerable group with special needs, has not been the object of activity or priority for the Ministry of Health or the Ministry of Labor, Social Protection and Family (merged in 2017), or other state institutions despite previous recommendations suggested in various country reports.

The Ministry of Justice drafted the Law on Rehabilitation of Victims of Crimes (including torture), which was approved by Government on March 4, 2016, and by Parliament as Law No. 137 on July 29, 2016). Unfortunately, the law is not consistent with the requirements for right to rehabilitation for torture victims as outlined in Article 14 of the UNCAT and General Comment No. 3 of the Committee against Torture (2012). Specifically, Art. 2 of the Law states that the victims will receive support only in the form of information about existing services, psychological and legal counseling and compensation, thus disregarding the need for medical and social assistance. Further, Art. 9 of the Law restricts the length of psychological counseling to three months or, as a maximum, six months. With regard to torture victims, this raises a number of concerns, including the fact that the law fails to take a holistic and long-term approach to rehabilitation. Survivors of torture need comprehensive mental health services, not only the psychological counseling, as Law No. 137 stipulates. RCTV Memoria contributed with comments and recommendations to the working group of the Ministry of Justice but, unfortunately, those recommendations did not make it into the final text of the law.

More importantly, there are no existing state services that are capable of effectively addressing the complex needs of torture victims in a way where victims can trust that the services they are receiving are independent. No State institution has been assigned responsibility for developing rehabilitation programs and no financial resources have been allocated to non-State services to do the work. Furthermore, the existing state institutions do not have staff with the necessary professional skills to be able to deal with traumatic after-effects of torture.

Even if an important inter-ministerial and inter-departmental document, the Rules as to the procedure for the identification, registration and reporting of alleged cases of torture, inhuman and/or degrading treatment has been created and approved on 31.12.2013 by the most relevant institutions — the General Prosecutor's Office, the Ministry of Health, the Ministry of Internal Affairs, the Customs Service, the National Anti-Corruption Center, and the Ministry of Justice (by Order no. 969 of 20 March 2014), the referral system for rehabilitation of torture victims has not been created and in practice no referrals are taking place to RCTV Memoria, which is the only existing specialized rehabilitation center in Moldova.

Non-state rehabilitation services (provided by RCTV "Memoria") are insufficiently resourced and thus unable to cover the existing needs of all victims. The Center's treatment is comprehensive as it provides social, medical, legal, psychological, and mental health support. However, many victims in the country do not have access to these services, which is partly due to lack of references from the state institutions in charge of identifying and registering cases (including the Prosecution service).

— The effectiveness of the state's mechanism of responding to torture cases remains low.

— Persons deprived of their liberty do not enjoy all fundamental legal safeguards they are entitled to from the outset of their detention: in particular, such persons are in practice deprived of access to their lawyers during all proceedings.

— Detainees do not always receive medical examinations promptly upon their arrest, with such examinations often not conducted until the second day after arrival in so-called police isolators, and in some cases the examinations are carried out by paramedics and may be limited to interviews about a detainee's state of health.

— Detention registers are not kept up-to-date, and information concerning the application and duration of "special measures" against persons deprived of their liberty, including during their transport, is not consistently recorded.

— Persons suspected of having committed an offence may be sometimes detained in so-called police isolators for a period of 72 hours after being arrested and before being brought before a judge, and some have been detained for up to two months.

— Preventive arrest and apprehension, when a detainee is particularly vulnerable to torture and ill-treatment, is applied excessively, even in cases when the crime committed does not qualify for such measured; the number of persons placed in pre-trial detention has increased by more than 20 percent since 2013. Alternatives to detention are rarely used.

— The excessive use of pretrial detention causes overcrowding in all temporary detention facilities. Inadequate material conditions prevail in such facilities, including dirty and badly ventilated cells, lack of heating in winter, and toilets that are not separated from the cells.

— There are no protocols or provisions for hiring staff who are qualified to deal with detainees having mental or intellectual disoredrs.

— There is a lack of clarity regarding the de jure and de facto closure of police isolators for temporary detention that have been deemed unfit for use.

There are other concerning trends: for example, victims who speak out about their torture experience may face very repressive attitudes from the investigators in of their cases. One survivor subjected to torture in April 2009, who was prepared to give interviews to journalists, has been recently punished more harshly than expected: he was sentenced to 3 years imprisonment for a small offense, namely for stealing a mobile phone. Furthermore, there are examples of victim testimonies obtained through torture used against them, in contradiction with Art. 15 of UNCAT. The most relevant case is that of the Repesco brothers, assisted by Memoria and Promo-LEX.